В настоящее время, обладая твердым теоретическим пониманием, мы можем легко и почти анекдотично пропустить обсуждение всего спектра психических заболеваний и извращений без особого риска что-то потерять: все они вызваны ужасом человеческого состояния у людей, которые не могут его вынести. Именно в этой точке мы снова обсуждаем извращения как неудавшийся героизм и, наконец, замыкаем круг всей проблемы человеческой природы в её идеальном разрезе. В конце концов, героизм – суть идеальное. Проблема психических заболеваний, начиная с Кьеркегора и через Шелера, Хокинга, Юнга, Фромма и многих других, была неотделима от проблемы идолопоклонства. В какой космологии предстоит проявить свой героизм? Если – как мы утверждали – даже самый сильный человек должен реализовать свой мотив агапе, должен переложить бремя своей жизни на что-то вне себя самого, тогда мы снова подходим к глобальным вопросам: что есть высшая реальность, истинный идеал, действительно большое приключение? Какой героизм нужен, в какой драме, покорность какому богу? Исторические религиозные гении утверждали, что быть действительно покорным означает подчиняться высшей силе, истинной бесконечности и абсолюту, а не каким-либо человеческим заменителям, любовникам, лидерам, государствам.
С этой точки зрения проблема психического заболевания заключается в том, что человек не знает, кто какой героизм практикует, или не способен – если уж он узнает – расширить свой героизм за эти ограниченные пределы. Как это ни парадоксально звучит, ментальные расстройства, таким образом, являются делом слабости и глупости. Это отражает незнание того, как человек может удовлетворить свои двойственные онтологические мотивы. В конце концов, желание самоутвердиться и подчиниться чему-то большему очень не требовательно: мы можем выбрать для него любой путь, любую цель, любой уровень героизма. Страдания и зло, проистекающие из этих мотивов, являются следствием не природы самих мотивов, а нашей глупости в отношении их удовлетворения. Это более глубокий смысл одной из идей Ранка, которая в противном случае казалась бы легкомысленной. В письме 1937 года он писал:
Вдруг . . . пока я отдыхал в постели, мне пришло в голову, чем на самом деле являлась (или является) "Вне психологии". Знаете что? Глупость! Все эти сложные и продуманные объяснения человеческого поведения – не что иное, как попытка придать смысл одному из самых сильных мотивов поведения, а именно глупости! Я начал думать, что это даже более могущественно, чем зло или подлость – потому что многие действия или реакции, которые кажутся подлыми, просто глупы, и даже называть их плохими – это оправдание.
Итак, наконец, мы можем видеть, насколько поистине неразделимы области психиатрии и религии, поскольку обе они имеют дело с человеческой природой и высшим смыслом жизни. Оставить глупость позади – значит осознать жизнь как проблему героизма, которая неизбежно становится отражением того, какой должна быть жизнь в её идеальных измерениях. С этой точки зрения мы можем видеть, что извращения «частных религий» не являются «ложными» по сравнению с «истинными религиями». Они просто менее экспансивны, менее благородны и ответственны по-человечески. Все живые организмы обречены на извращённость, на то, что они являются просто фрагментами большего космоса, который их подавляет, который они не могут понять или с которым по-настоящему справиться – но в котором всё же должны жить и бороться. Таким образом, всё ещё стоит спросить, в духе мудрого старого Эпиктета, какая извращенность подходит человеку. #
# Я не могу покинуть эту главу, не обратив внимание на одно из самых богатых небольших эссе об извращениях, с которыми я когда-либо сталкивался – к сожалению, слишком поздно, чтобы обсуждать здесь, однако оно связывает и углубляет эти взгляды наиболее убедительно и творчески: «Самоуничтожение и сексуальные извращения» Эйвери Д. Вейсман в «Эссе о самоуничтожении» под редакцией Е.С. Шнейдмана (Нью-Йорк: Дом науки, 1967). Обратите особое внимание на случай с пациенткой, мать которой сообщила ей: «Если ты занимаешься сексом, ты подвергаешь опасности всю свою жизнь». В результате пациентка применила технику частичного удушения, чтобы испытать оргазм. Другими словами, если бы она заплатила цену почти-смерти, она могла бы получить удовольствие, не испытывая вины; быть жертвой полового акта стало фетишем, позволившим совершиться половому акту. У всех пациентов Вайсман были средневековые представления о реальности и смерти: они видели мир как зло, как место чрезвычайно опасное; они приравнивали болезнь, неудачу и разврат, как средневековые кающиеся; и, как и они, они тоже должны были стать жертвами, чтобы заслужить остаться в живых, чтобы откупиться от смерти. Вайсман точно называет их «девственными романтиками», которые не выносят вопиющей физической реальности и стремятся превратить её во что-то более идеализированное посредством извращений.
Глава одиннадцатая