Отшельник

– Так прекратите валять дурака с головоломкой! Занимайтесь своим непосредственным делом.

Эрхард не мог придумать подходящий ответ; Марселис, топая, ушел туда, откуда пришел. Сначала ему вздумалось позвонить Эммануэлю и попросить поставить Марселиса на место, но потом он отказался от этой идеи. Поскольку он вынужден работать с Марселисом, жаловаться на него не стоит. И потом, Палабрас, скорее всего, скажет ему то же самое: занимайтесь своим делом и забудьте о своих расследованиях.

Те, с кем он не особенно хорошо знаком, например молодые Михаэль и Густаво, легко отнеслись к тому, что он стал новым директором, и не держали на него зла. Зато Луис все время мрачно косился на него и демонстративно умолкал всякий раз, когда видел, что Эрхард идет по коридору с кофе из автомата. Однажды во второй половине дня Эрхард зашел в комнату отдыха, чтобы поговорить с водителями, которые заглядывают туда во время сиесты. Сначала они помалкивали, но вскоре забыли, что Эрхард – один из директоров. Языки у них развязались, и они начали жаловаться на плохую организацию работы и на долгие смены. Эрхард слушал молча, потом пошел в свой кабинет и записал кое-что из сказанного ими. Он ничего им об этом не сказал, ничего не обещал, просто хотел, чтобы таксистам работалось лучше. Он начал понимать, почему руководство не может удовлетворить все пожелания таксистов, но ему хотелось доказать водителям, что руководство в самом деле заботится о них и с удовольствием пошло бы на усовершенствования, если бы денег хватило. Через несколько недель Эрхард убедился, что Марселис вовсе не ретроград. Но Марселис больше всего заинтересован в том, чтобы на улицах было больше их машин, а не в том, чтобы баловать водителей кофеварками и массажем. Отсутствие туристов и рост цен на бензин не упрощали дело.

Если никуда ехать было не нужно, Эрхард сидел в своем кабинете, слушал «Радио Муча» по маленькому транзисторному приемнику и листал папки с контрактами и договорами, изучал старые отчеты, чтобы понять, на что компания тратит деньги и сколько куда уходит. Ана или Марселис поставили на один из шкафчиков глобус, как будто у них международная компания. Эрхард крутил глобус и вглядывался в крошечную точку среди моря – остров Фуэртевентура. Смотрел он и на почти такую же крошечную точку чуть выше Германии – это Дания. А когда у него больше не оставалось никаких дел, он сидел в туалете и читал.

Глава 51

Утром в субботу он проснулся на диване перед рассветом. В той же одежде, что и накануне вечером. Может быть, его разбудил свет, бледно-лиловая полоска между темным небом и морем. Эрхард думал о Рауле. Думал о том, что он постепенно становится Раулем. Кажется, сон, который он видел, был связан с тем, что он превращается в Рауля. Как будто он только что был Раулем и теперь не может отделаться от странного ощущения. Но он не хотел быть Раулем. Не хотел жить как он. Он хотел бы стать ровесником Рауля, хотел бы наслаждаться своей легкостью, порхать по жизни так же беззаботно. Он хотел бы, чтобы Беатрис смотрела на него, как на Рауля всякий раз, как тот что-нибудь рассказывал, или философствовал о море, или подробно обсуждал качество вина.

Но он не хочет быть Раулем, когда Беатрис смотрит на него в страхе. Как тогда, во сне, когда Беатрис лежала голая под ним и кричала, а он бил и насиловал ее. Одна ее смуглая грудь дрожала, а вторая почему-то стояла твердо. Она кричала хрипло и низко, как будто веревка терлась о столб. Он Рауль; его руки – волосатые руки Рауля, такие волосатые, что под ними почти не видно кожи. Его кулаки равномерно молотят ее с двух сторон, как пиньяту; одновременно он овладевает ею. Она кричит: «Нет!» Кричит и молится Деве Марии. Эрхард не помнил, католичка ли Беатрис. При нем она никогда не посещала церковь; он никогда даже рядом ее не видел. Вот она уже не молится, а повторяет слова песни, которую любил Рауль: «Только когда ты уйдешь, я буду любить тебя». Она перестает говорить. Она умолкает. Лежит под ним тихо. Он считает свои руки – их больше, чем нужно. Восемь или девять рук болтаются перед ним. Потом Беатрис исчезает.

Ему трудно было заставить себя пойти в спальню и посмотреть на нее. Тело, которое лежит на кровати, так отличается от того, к которому он только что прикасался во сне, что он испытывает одновременно облегчение и горе. Во сне она была потерянной душой, попавшей в ловушку чистой секс-машины; в действительности она представляет собой не более чем страдающую душу в ловушке искореженного тела. Не включая света, не видя ее лица, он поменял мочеприемник и перевернул ее. Ему не нужно смотреть в ее глаза, похожие на стеклянные пуговицы; ему не хочется видеть ее обвисшие щеки.