Отшельник

– Если вы считаете, что дело как-то связано с «Тремя папами», вы ошибаетесь. Речь идет о ребенке, а не о партии травки.

– Вы ведь знаете, как обстоят дела на нашем острове…

Раздался звонок в дверь. Эрхард посмотрел на Монику, как будто она может знать, кто к нему пришел. Кто бы там ни был, они вошли в подъезд. Только бы не Эммануэль Палабрас! Время выбрали – хуже не придумаешь. В прихожей он прислушался к звукам из-за двери. С площадки доносится тихий шорох. Он открыл дверь.

– Приве-е-ет! – проговорила коротко стриженная брюнетка, как будто они давно знакомы. Точнее, она выглядела недокрашенной блондинкой – многие испанки время от времени пытаются стать платиновыми блондинками типа Мэрилин Монро, но сдаются, потому что все время обесцвечивать волосы дорого и вредно. На девице красный короткий топ, ковбойская юбочка, матовые чулки и черные ботфорты на десятисантиметровых каблуках. – Я ваша новая соседка снизу, – пояснила она.

– Здрасте. – Эрхард никогда ее раньше не видел. Такую стоит раз увидеть – уже не забудешь.

– Хочу пригласить вас в гости на обед и бокал вина, чтобы познакомиться поближе.

– Я и сам живу здесь недавно, – сказал он, понимая, что ведет себя не слишком вежливо. С соседями принято поддерживать хорошие отношения.

– Ничего страшного. Поэтому я вас и приглашаю.

– Да?

– Да. Немного выпьем… Все совершенно безобидно.

Новая соседка, однако, не выглядела безобидной. Более того, он вдруг понял, что она говорит с русским акцентом. И уж слишком у нее вызывающий вид… Он хотел захлопнуть дверь перед ее носом, не дожидаясь, пока ее увидит Моника.

– Сейчас не могу, к сожалению. У меня гости.

– В другой раз, – услышал он ее слова, закрыв дверь. Он был раздражен и смущен, потому что соседка вызвала у него эрекцию, хотя обычно на это требуются некоторые усилия. Он приспустил брюки, чтобы было не так заметно. Только этого не хватало!

– Соседка снизу? – спросила Моника. Очевидно, она слышала весь разговор.

– Да, новая соседка.

– Пригласили бы ее зайти.

– Нет уж, спасибо. Она похожа на проститутку, которая зазывает новых клиентов.

– Ну и что? Вряд ли она – ваша первая знакомая проститутка, верно? – Моника пытливо посмотрела на него в ожидании ответа.

– Аас покраснел бы от стыда при такой девице, – заметил он. – Поверьте, впусти я ее, и он больше не смог бы смотреть футбол!

Моника взглянула на Эрхарда и засмеялась. Смех у нее был низкий, грудной; он исходил откуда-то из живота. Она подошла к Эрхарду вплотную, положила обе руки ему на плечо. Он посмотрел на ее усталое, измученное лицо. Такое же, как у него самого.

– Расслабьтесь, – сказал он. – Я не полицейский. С меня хватает и должности директора таксомоторного парка.

Она успокоилась, но не совсем.

Эрхард вошел в гостиную и, несмотря на возражения Ааса, переключил канал. Футбольный матч еще не начался, а Эрхард уже устал. И все же он решил открыть то дорогое красное вино.

– Нет, нет! – запротестовала Моника. – Пожалуйста, не надо!

Как будто он собирается сорвать с нее всю одежду при сыне!

Он разлил вино, и Моника пила его мелкими глотками. Они поднялись на террасу. Моника сокрушалась из-за засохших цветов в горшках – Эрхард не обращал на них никакого внимания. Потом Моника осторожно села на диван. Не развалилась, как Эрхард, а сидела с прямой спиной, сдвинув ноги, как будто ей больно или хочется по-маленькому.

Эрхарду нравится смотреть футбол с Аасом: он кричит всякий раз, как мяч оказывается у игроков «Барселоны». Вскидывает руки вверх, призывая их быстрее бежать по полю. Как будто говорит: «Штрафная открыта! Там полно наших – можно сделать голевую передачу!»

«Барселона» выиграла со счетом 2:0.

Потом он повез их в «Дом святой Марисы». Моника вошла в ворота следом за Аасом. Перед тем как скрыться, она бросила на Эрхарда умоляющий взгляд, словно просила не оставлять ее там. Как будто он ее оставит! Он заметил, что три буквы на вывеске «Дом святой Марисы» выцвели и стерлись, так что теперь вывеска читается: «Дом святой Мар».

Моника вышла, села в машину. Прощание с сыном ее опечалило. Он старался представить, как чувствуешь себя, оставляя в таком заведении сына-переростка. Может быть, ее терзают муки совести. Может быть, она горюет по ребенку, которого у нее не было.

На обратном пути оба молчали. Заходило солнце. Здесь, на острове, уникальный свет; он словно профильтрован сквозь пыль и морскую дымку. Оба молча смотрели на зеленоватую полосу между небом и океаном; создавалось впечатление, будто они плывут. Дорога показалась Эрхарду слишком короткой: раз – и они почти приехали. Он повернул на дорожку, ведущую к дому Моники. Скрип колес на гравии… он остановился перед домом, жалея, что нельзя начать день снова и провести его в лучшем настроении. Ему очень хотелось рассказать ей свой сон. Объяснить, почему он такой отчужденный. Но он не мог. Да и все происходящее не имело к его сну никакого отношения. Просто он такой, какой есть; он не может измениться.

– Я провела прекрасный день, – сказала она. – Потому что у Ааса был прекрасный день. Это сразу видно.

– Конечно, «Барса» победила. Ему это нравится.