Достав из пакета пеленки, подгузники и одежку, я аккуратно сложила их на полку под кувезом и приблизилась к стеклу. Она постоянно подергивалась, вскидывая то ручки, то ножки. Эти движения тут же отозвались внутри живота: вот как это выглядит со стороны, все эти слабые и сильные толчки и пиночки.
Я положила руку на стекло и улыбнулась. Медсестра все это время была в другой комнате и пока не заметила моего присутствия. Нужно было сказать ей, что я принесла молока, но так не хотелось отходить от дочки.
– Здравствуйте, – позади меня открылась дверь, все-таки засекли.
– Здравствуйте, я принесла подгузники, пеленки, смесь и еще молока вот сцедила.
Она взяла бутылочку и посмотрела против света.
– Хорошо, покормлю ее чуть позже, сейчас она спит.
– Как она?
– Стабильно, грудью пока кормить нельзя, подождем до завтра.
Я кивнула, ужасно хотелось остаться еще.
– Мне уйти?
– Оставайтесь, – она пожала плечами, – если что, я в соседней палате.
Я поймала себя на странной мысли: я думала об Урсуле, только когда была рядом. Стоит мне выйти – и я опять забуду о ней. И сейчас я радовалась, что нас разделяет закрытый пластиковый бокс. Мне было страшно брать ее на руки. Ведь я сделала что-то не так. Это я виновата во всем случившемся.
Возможно, не стоило тогда пить бокал вина или пытаться покурить на двадцатой неделе. Вина я сделала всего глоток и отодвинула бокал, а айкос только включила и тут же убрала в сторону. Но я могла лучше питаться, больше двигаться, не ругаться с Русом по мелочам, не нервничать. Я могла все сделать по-другому, и у меня бы родилась здоровая дочь. Но я не сделала, а теперь принимаю последствия. Я всю жизнь шла к этому моменту. Это и есть мой путь к звездам.
Не знаю, сколько я так простояла, медсестра вернулась и сказала, что дочку нужно разбудить и покормить, а мне лучше вернуться в палату. Я вышла и пошла по слабо освещенному коридору к лестнице, через стекло увидела, что во второй палате, где все это время сидела медсестра, в кувезе лежал ребенок. Я сразу вспомнила Айшу: может, это ее сын?
Я вошла в палату, Айгерим уже выписалась. Ее кровать собрали, мы с Перде остались вдвоем.
Я легла на койку и открыла инстаграм[68]
. Друзья гуляли в горах, сидели в кафе и ходили по магазинам. Все ругали резкое потепление, из-за которого выпавший в четверг снег растаял. Дороги и тротуары были грязные. Я вспомнила, как планировала в следующую среду пойти с подругами в грузинский ресторан и наесться хинкали до отвала, обожаю их.От приятных мыслей меня отвлекла санитарка – она принесла еще один шоппер и огромный букет роз спрей. Я улыбнулась, взяла шоппер и сказала:
– Вы, наверное, цветы у себя в комнате поставьте, мне тут все равно негде… – сказала я, вспоминая каморку, в которой санитарки с медсестрами пили чай.
Хмурое лицо сразу озарила улыбка.
– Жоқ, ол саған ғой…[69]
– Ну давайте я понюхаю и сфотографирую, а вы все равно себе забирайте.
Я принюхалась – свежая трава и едва уловимый сладковатый аромат роз: казалось, упругие бутоны совсем недавно срезали. Весеннее чудо в холодную зиму. Я сделала несколько фото на телефон и посмотрела на санитарку.
Она кивнула и вышла в коридор.
– Муж подарил? – спросила Перде.
– Ага, он все время дарит цветы, помню, после рождения старшей месяц жили будто в цветочном магазине… Говорил, что больше хотел сына, а сам радовался так, что аж расплакался в родильном зале.
– Ты что, с ним рожала?!
– Да, с мамой я рожать не хотела, она паникерша, свекровь была в отъезде, сестер у меня нет. Муж, конечно, желанием не горел, но я объяснила, как мне страшно идти одной, и, слава богу, он согласился, не знаю даже, как бы без него справилась. Первые роды у меня тоже были тяжелые. – Я уселась на койку. – Я перехаживала, и признаков никаких: ни схваток, ни вод, даже пробка не отошла. В итоге я сдалась в роддом, начала пить мизопростол с девяти утра, а в шесть уже были сильные схватки, потом прокололи пузырь, раскрытие было быстрое и полное. Но малышка никак не хотела выходить, и после двух адских часов потуг решили делать кесарево. А я все на курсы ходила, дышать училась… наивная. Но в итоге все закончилось хорошо. Врачи всё правильно решили.
– А у меня все три кесарево, сама я не рожала, – грустно сказала Перде.
– Это еще почему? Кесарево дяде Ване, что ли, сделали, – я усмехнулась.
– Ой, ене[70]
будет ругать меня… – она вздохнула. – Там еще завтрак остался? Пойду поем.– Я с тобой, нужно еду в холодильник сложить, – сказала я, доставая контейнеры из шоппера.
– Муж передал?
– Да, свекровь мне готовит, а муж привозит, надо будет завтра вернуть часть посуды.
Мы пошли в кухню, каша в ведре уже остыла и совсем слиплась.
В этот раз мама Марина передала мне банку борща, свекольный салат, самсу с сыром, котлетки с рисом и красной подливой, а еще пачку печенья.