Отслойка

Рус всегда хотел видеть меня ухоженной, с маникюром и педикюром, свежей кожей. Не уставшей депрессивной чуханкой с жирной дулькой на голове. Поэтому у нас были домработница, свекровь-няня и я – предоставленная себе, своим мыслям и заботам. Об этом я неустанно говорила Русу, когда мы только начинали встречаться: я никогда не буду бегать по дому с тряпкой, не буду торчать на кухне днями и ночами за готовкой пирожков, плова или борща. Он меня услышал, и в его глазах я не была плохой женой оттого, что ужин только разогревала и подавала, часто ходила с подругами в бар или ресторан, читала книги до рассвета. В его глазах нет, но в своих – да.

Я читала своим детям вслух стихи, мы рассматривали картинки в книгах, и я могла подолгу повторять одно и то же: вот обезьянка «у-у-у»! А вот барашек «бе-е-е».

Я гордилась тем, что у моей старшей дочки хороший словарный запас для ее возраста. Иногда на прогулке она говорила: «Мама, мотли, какое небо удивитеное!» И я радовалась, что она может так выразиться.

Признаюсь. Я часто осуждала матерей, которые ставят детям мультик на телефоне и не заморачиваются. Но теперь я понимала, что если бы была на их месте, то вообще вышла бы в окно.

В Казахстане декретный отпуск длится три года. Женщина может уйти с тридцать второй недели беременности и не выходить на работу три года. Работодатель не имеет право ее уволить. Очень часто женщины рожают погодок и декрет длится по пять-шесть лет. Когда все наконец рождены, выкормлены грудью и распределены по садикам и школам, женщина возвращается на работу. Но от когда-то грамотного специалиста остается лишь тень. Некоторым хватает полугода, чтобы вернуться в строй. А некоторые так и не находят в себе сил, храбрости и ресурса, чтобы вернуться. Они теряют себя еще больше, рожают еще детей, потому что их гложет чувство вины: я не работаю, но и дети выросли, наверное, нужно родить еще.

Это не говоря о постоянно шепчущем в уши обществе. Мамы, свекрови, мужья, друзья, бывшие одноклассники повторяют словно мантру: когда замуж? когда ребенок? когда второй? у вас две дочери? нужен сын!

Наверное, людям легче осуждать незамужнюю подругу, которой тридцать пять, чем заняться своей жизнью.

Я согласна с тем, что родить в двадцать физически легче, чем в сорок. С физиологией не поспоришь, однако разве хорошо, когда дети рожают детей?

Карина, родившая сына в восемнадцать, может легче справиться с бессонными ночами, ее организм быстрее восстановится, но станет ли она от этого лучшей матерью?

Я убрала телефон и пошла к Урсуле.

Она не спала. Я открыла крышку, взяла ее на руки и улыбнулась ей. Она слегка повернула голову и скуксилась.

Я приложила ее к груди. Поела она опять минут за десять и тут же уснула.

Я решила подождать, может, проснется и поест еще.

К медсестре, сидевшей за столом, подсела другая. Они шумно зашептались.

– Не деген адамсындар, не сумдык мынау?[87]

– Түсінбедім, оларда қосымша келіні барма не?

– Адамдарды не ұяты, не ары, не миы жоқ, Құдай өзі кешіре гөр. Не деген қайғы.

– Айтпаңыз[88].

Я покосилась в их сторону. О чем они говорят? Если спрошу, не ответят, вдобавок мне на руку, что они пока не знают, что я понимаю казахский.

Урсула вздрогнула и зачавкала, я сунула ей грудь, но она не присосалась. Я положила ее в кувез и вернулась наверх.

Я подошла к посту и, как бы ожидая санитарку, встала рядом.

– Три дня лежала, так и не зашили.

– Ты что, ходила смотрела?!

– Нет, конечно, Айганым рассказала. Она там была ночью, когда передавала Сабине, я слышала, как она ей рассказала.

– Кошмар… не болады теперь?[89]

– Вы что-то хотели? – спросила медсестра, заметив меня.

– Я жду передачу от мужа.

– В палате ждите.

Я вернулась в палату.

Интересно, о чем они все говорят? Об Айше? Но тогда причем тут запасная невестка? Неужели это о той женщине, поступившей пару дней назад? Кажется, говорили что-то о сепсисе. Врачи в курилке говорили о поражении брюшины. Она умерла?

Ужин уже закончился, санитарка как раз должна была прибраться и пойти пить чай.

Я зашла на кухню за своими конфетами и пошла к санитаркам в каморку.

– Добрый вечер, извините, у меня тут конфеты. Мне нельзя, а вы, может, с чаем съедите?

На скособоченной тумбе с оторванной дверцей стоял мой букет. Огромный, благоухающий, в дорогой бумаге, в этой комнатушке с облупившимися стенами он выглядел как снег на песчаном бархане.

– Ау, жаным?[90] – спросила санитарка.

– Конфеты, говорю, вам принесла, с чаем вкусно будет, – я протянула пакет.

– Ой, рақмет тебе[91], – санитарка просияла.

– А я вот… – как бы подступиться к волнующему вопросу, – вроде бы поступала женщина, Муминова? Или Маминова? У нее какие-то осложнения? – Ложь полилась легко, естественно. – У меня муж в аптеке работает, может, нужны какие-то лекарства? Могу попросить, он завтра привезет.

– Ты о ком говоришь? – нахмурилась санитарка.

– Анау бар ғой, бүгін қайтыс болған[92], – пробубнила другая санитарка.

– Умерла? – прошептала я.

Санитарки переглянулись и отвели взгляды.

– А что с ней случилось? Это не заразно? Я просто очень боюсь заболеть.