Отслойка

Когда соседка меня разбудила, было около двух часов ночи. Она шипела как разъяренная кошка, ребенок орал, а из телефона на полной мощности звучала сура.

– Что такое? – спросила я, прикрыв глаза.

– Нельзя выключить эту синюю лампу? Спать мешает!

– Нет, нельзя, эта лампа нужна дочке от желтухи.

– Даже ночью?

– Да.

– А может, накрыть чем-то?

Я громко вздохнула и села в койке.

– Серьезно? Вы думаете, что из всего, что происходит, спать вам мешает именно синяя лампа?

– Да, а что еще?

– Плачущий ребенок и орущая сура?

– Она его успокаивает.

– Что-то незаметно.

– Это потому, что тут слишком ярко, поэтому он не спит.

Я подошла к Урсуле.

Я ненавидела соседку за ее слова, ненавидела себя за то, что плохо о ней думала. Я выпишусь к любящему мужу, в тихий дом, мой спокойный и размеренный мир. А она?

Я опять, как волна о камень, расшиблась о непонимание нашего общества. Мне было жаль Розу. Она не выбирала себе жестокого мужа, но так случилось.

Я открыла погоду в телефоне: минус семнадцать, а днем будет минус девять, солнце.

Здорово, нас выпишут в свежий снег.

Вдруг я вспомнила о выписке. Урсуле нужен будет кокон.

Я достала телефон и написала сообщение Маше: «Привет! Как дела? Нас, может, завтра выпишут, подготовь, пожалуйста, желтый зимний кокон, шапочку и шарф. А еще нужно будет в нашей ванной поставить мои любимые свечи и положить белые полотенца. Спасибо!»

Я медленно выдохнула, предвкушая возвращение. И в ту же секунду сердце резко сжал страх. А вдруг все-таки не выпишут? Почему-то мне казалось, что если мы не выйдем завтра, то не выйдем уже никогда. Давно я читала книгу о девушке, которая сидела в тюрьме в Одессе. Она писала, что перед выходом на волю нельзя об этом думать, нужно жить как обычно, не считая дни, часы и минуты.

В палате включили свет, медсестра забрала соседку на анализы, УЗИ и флюорографию. Я мысленно пожелала ей и очередному отряду свежеродивших зомби удачи и сил: видит бог, они им понадобятся. Урсулу я покормила и опять провалилась в сон. Позже меня разбудили на кварцевание, я попыталась сказать санитарке, что моя дочь недоношенная и ей нельзя выходить в коридор, вдруг ее продует или еще что случится. Но санитарка ответила, что нужно просто лучше ее запеленать и все будет в порядке.

Я стояла в коридоре напротив нашей палаты, из нее шел морозный воздух. Урсулу я укутала в шарф из кашемира, помню, купила его на распродаже за каких-то сорок евро, вот это была удача. С этим шарфом я купила еще и шапку.

Я тогда жила в Париже и постоянно покупала себе одежду. Не потому, что она была мне нужна, а просто потому, что хотелось. Однажды, в конце сезона зимних скидок, когда цены уже неприлично низкие, а приличных вещей уже не осталось, я забрела в COS. В период распродаж парижские магазины напоминают самые последние секонд-хенды: вещи валяются, пахнет потом, а консультанты взглядом желают всем клиентам бесконечной диареи.

На вешалках висели грустные остатки: самые огромные и самые крохотные размеры, пальто, измазанные тональным кремом, вещи цвета вырвиглаз. И все же мой внутренний шопоголик повел меня проинспектировать все полки. Я ничего не нашла и с грустной неудовлетворенностью шла к выходу, когда приметила что-то на полу. Это оказался комплект из шарфа и шапки из чистейшего мягчайшего кашемира цвета спелой сливы на закате. Я знала, что шапки мне идут все, любой формы и цвета, такая у меня особенность. Цена за набор, после многочисленных зачеркнутых цифр, была тридцать девять девяносто девять. Предложение, от которого не отказываются! С гордостью золотого медалиста летней Олимпиады я прошла на кассу и покинула магазин с белым картонным пакетом. О покупке я вспомнила несколько дней спустя, потому что, вернувшись домой, кинула его в прихожей на полку с обувью и благополучно о нем забыла. Достала шарф и намотала на шею, красивый и мягкий, затем померила шапку и скривилась. Выглядела я в ней как алкаш в завязке, она по-дурацки обтягивала голову, а цвет неприятно подчеркивал желтый пигмент азиатской кожи. Я несколько раз выходила в ней на улицу, но после колких комментариев и смешков от Руса убрала ее в дальний угол дальнего шкафа.