Отцовский договор

Она входит к себе домой, возвращаясь в ту же тишину, которая царила здесь перед ее уходом. Она вспоминает, как злилась, когда возвращалась домой и обнаруживала, что сын рылся в ее вещах, вытащил ее айпад или играет на нем в игры, не спросив у нее разрешения, или же залез в ее спортивную сумку в поисках мелочи. Теперь ей кажется невероятным, как такая ерунда могла выводить ее из себя. Ей стыдно от одной мысли о том, как грубо она осадила его однажды, просто потому что он продолжил выпрашивать себе чипсы на завтрак, после того как она сказала «нет». Сейчас она бы что угодно сделала, лишь бы войти в прихожую и увидеть следы присутствия сына: найти его нестираные скрученные носки на батарее, замызганную кепку на полу, гору учебников на кухонном столе. Забытый стакан с какао, заляпанный жирными отпечатками его перепачканных пальцев с густой коричневой жижей на дне. Хлебные крошки. Затвердевший сыр с выступившими капельками влаги.

Теперь такие следы в квартире оставляет только она сама. Это она проходит в уличной обуви по дому, чтобы взять наушники, и грязные отпечатки на полу тоже ее. Это остатки ее одинокого скорбного завтрака забыты на кухонном столе. И какая разница, сколько стаканов из-под сока она оставит после себя, сколько друзей пригласит на ужин, сколько времени проживет здесь ее парень. Очевидно одно: тут живет один человек, и ее следам не хватает той жизненной силы, какой обладали следы сына. Она скучает по его аромату: смесь запахов спортивной площадки, пота и дезодоранта, который на самом деле был ее дезодорантом, но так ему нравился, что он взял его попользоваться.

Она вешает пальто на вешалку, снимает туфли и проходит на кухню. Надо бы приготовить себе поесть, но нет ничего тоскливее, чем готовить еду себе самой. Она открывает холодильник и вытаскивает разные остатки. Она соскучилась по продуктам, которые покупала специально для него, потому что это была его любимая еда. Кетчуп. Варенье. Сосиски. Булочки для хотдогов. Маринованная свекла. Звонит телефон. Она не сомневается, что это по работе. Протягивает руку за мобильником и отвечает своим рабочим тоном. Голос строгий, с самого начала показывает, что она, конечно, может ответить, но ее время строго ограничено.

Это он. Ее сын. Она различает это по тому, как он дышит. По тому, как сопит носом. По звукам на заднем плане. Секунд десять они просто молчат и слушают дыхание друг друга. Но она знает, что это он. Просто знает. Она всегда будет это понимать.

– Мама? – заговаривает он.

– Да, мой любимый, – отвечает она. – Да, мой милый любимый хороший. Что такое? Где ты? С тобой все хорошо? Я могу что-то сделать? Где ты?

Он собирается с силами. Он пытается сказать ей что-то. Она не слышала его голос целый год, но он кажется таким детским, он одновременно звучит и выше и ниже.

– Мама, ты никого не посылала к моей школе?

– Что? Кого это? О чем ты? Что ты такое говоришь?

– Твой брат сегодня был у школы, – отвечает сын. – Это ты его попросила проведать меня?

Она молчит. Она не знает, что и думать. Мелькает мысль: Он это записывает? Это может быть использовано против нее потом на каком-нибудь суде? Его отец где-то рядом, готов дирижировать процессом? Нет. Потому что когда его отец поблизости, голос сына звучит так, будто он отгорожен кирпичной стеной.

– О чем ты говоришь, милый? – с прашивает она. – Конечно же, нет. Мой брат был у тебя? Он был в твоей школе? Когда?

– В обеденную перемену, – отвечает сын. – Он въехал на школьный двор на машине.

– Да черт бы его побрал, – произносит сестра. – Что он там делал?

– Сказал, что хочет со мной поговорить, – отвечает сын. – Попросил меня сесть к нему в машину на переднее сиденье, а потом запер двери и болтал минут пятнадцать. Мне показалось, он был немного… – сын, кажется, подбирает подходящее слово, – эмоционально нестабилен.

«Эмоционально нестабилен, – с улыбкой думает сестра. – Мой сын использует выражение «эмоционально нестабилен». Только недавно разгуливал по дому в подгузнике и чмокал свое отражение в зеркале в прихожей, а теперь живет с отцом, у него собственный мобильник и он использует выражения типа «эмоционально нестабилен».

– Что значит нестабилен? – с прашивает она, потому что чувствует: чем дольше они будут говорить о чем угодно, тем дольше им не придется говорить о них самих, так что она готова вести разговор до скончания века.

– Не знаю, – отвечает сын. – От него разило потом. Он был небритый и тараторил со скоростью света о том, что плохо спал, и телефон свой потерял, и ездил по городу всю ночь, и… Я так и не врубился, чего он хочет.

– Это я понимаю, – отвечает она. – Но как же хорошо, что ты позвонил и рассказал мне об этом. Ты о нем даже не думай. Я со всем разберусь. Он еще что-то сказал?

– Он несколько раз повторил, что нужно поддерживать хорошие отношения с обоими родителями, потому что не угадаешь заранее, кому из них можно доверять.

– Так и сказал? – спрашивает сестра.

– Ага, – отвечает сын.

– И ты с этим согласен? – спрашивает она.