Ведь в нем действительно была какая-то странность. Чем больше времени они проводили вместе, тем яснее она понимала, что он не воспринимает детей как настоящих живых людей. Он снимал их на видео, фотографировал, хвалил и говорил, какие они хорошенькие, пытался научить читать буквы и различать время и говорить спасибо раньше, чем они научатся говорить «киса» и «песик». Но при этом он все время держался немного в стороне, был рядом и в то же время где-то в стороне.
Она лежит на диване. Он где-то в нелегальном клубе в промышленном районе. Она смотрит на телефон.
Он в чужой спальне трахает какую-нибудь начитанную стендапершу. Она вспоминает о разваренной макаронине. Он лежит в коме в реанимации. Она трясет головой.
Нет. Он едет домой. Он должен быть на пути домой. Вернись. Вернись домой. Я не могу жить с тобой. Я не могу жить без тебя. Так вернись же скорее. Возвращайся домой.
Дедушка просыпается на кухонном диване и моргает со сна. Он бросает взгляд на стену над дверным проемом, потому что там у него висели часы в старой квартире. Но здесь их нет. Чтобы узнать время, ему приходится приподняться и посмотреть на электронные часы на духовке. Он тихонько пробирается в гостиную. Жена сына спит на диване, она лежит на боку, обняв мобильный, как будто это плюшевый мишка. Ее кудри разметались по подушке. Она такая молоденькая и красивая, что на нее даже больно смотреть. Из той комнаты, которую можно назвать родительской, раздаются странные звуки. Он приоткрывает дверь и видит, что младший, которому годик, пытается сам себя убаюкать. Он заполз под подушку и теперь уперся головой в деревянную загородку кроватки. Он похныкивает, и дедушка протягивает руку, чтобы успокоить его. Он баюкает его и нежно проводит пальцами по его векам. Напевает песенку, которую всегда пел своим детям. Как ни странно, это срабатывает: младший начинает дышать ровнее и снова засыпает. Дедушка стоит у кроватки. Он вдруг перестает понимать, где он, который сейчас год, кто лежит в кроватке и кто он сам. Он тихонько выходит из комнаты. Когда он открывает дверь и в комнату падает косой свет от лампы, с кровати раздается хриплый шепоток.
– Дедушка, а мне ты не споешь песенку?
Старшая, которой четыре, уселась в родительской кровати, волосы у нее закинуты на одну сторону. Дедушка ныряет обратно в темноту. Он говорит, что, конечно же, споет старшей песенку.
– Какую песенку ты хочешь послушать?
– Про то, как Зогу и Златан соревновались в бобслей.
– Хорошо, – говорит дедушка. – Что это за песенка?
– Ее папа поет, – шепотом сообщает старшая, и голос у нее угрожающе бодрый. – Надо выбрать вид спорта, которым Зогу и Златан занимаются. Иногда они ныряют или рыбачат, иногда играют в бейсбол с надувными шариками или на коньках катаются.
– Ладно, ладно, – шепчет дедушка самым тихим голосом, на какой только способен, в надежде, что старшая последует его примеру. – И как эта песенка звучит?
– Иногда они летают в космос или соревнуются, кто выше прыгнет.
– Хорошо, сейчас спою, – шепчет дедушка и косится на младшего, который начинает шевелиться в своей кроватке. – Если будешь помалкивать, я тебе обещаю спеть песенку.
– Дедушка…
– Да?
– Я голодная.
– Голодная? Сейчас? Ночь ведь. Все спят уже.
– Но у меня в пузике дырочка, а когда у тебя в пузике дырочка, то никак не уснуть.
– Это кто так говорит?
– Мое пузико.
– Ладно, – говорит дедушка. – Пошли.
Они выскальзывают из спальни, крадутся через гостиную, пробираются на кухню. Дедушка закрывает дверь, чтобы не разбудить младшего и маму.
– И чего ты хочешь?
Внучка задумывается. Дедушка открывает и закрывает кухонные шкафы, в них расставлены стаканы, штабелями стоят сервизные тарелки, четыре одинаковых упаковки с кофе. Еды здесь столько, как будто они к войне закупались. В шкафу, похожем с виду на шкаф для швабры, сложены упаковки макарон, банки с томатным пюре, круглые баночки с тунцом и кукуруза в упаковках по три банки. За следующей дверцей скрываются кастрюли, целая гора кастрюль, их там четыре, или пять, или шесть, все из одного и того же нержавеющего металла, крышки выстроились на отдельной полочке сбоку. В одном кухонном ящике разложены баночки со специями. В другом свалены ручки и скотч и еще такие специальные зажимы самых разных цветов, которыми закрывают упаковку, чтобы в нее не проникал воздух. И никаких резиночек, думает дедушка. Рези-ночки, наверное, больше не нужны, раз все пользуются этими пластиковыми зажимами. А что не так с рези-ночками? Они места не занимали. И не стоили ничего. Их можно было взять с собой куда угодно. Они никогда или почти никогда не рвались. И выручали не хуже, чем эти здоровенные, наверняка еще и дорогие пластиковые штуковины, которые кто-то придумал специально, чтоб из народа деньги тянуть.
– Что ты ищешь? – спрашивает старшая.
– Не знаю, – отвечает дедушка.
– Знаешь, чего мое пузико больше всего хочет? – спрашивает старшая.
– Немного теплого молока? – пробует угадать дедушка.
– Да, но еще больше мое пузико хочет попкорна с кокосовым вкусом.