Они спали допоздна. Долго завтракали – на завтрак подавали йогурт, мед, орехи, тосты и крепкий кофе. Они разворачивали шезлонги к солнцу. Повсюду были полевые цветы. Они согласились, что это идеальное время года для посещения Греции.
Днем они ходили на пляж – короткая прогулка по каменистой тропинке, благоухающей тимьяном. Они брали с собой книги, загорали и плавали в море.
Они мазали друг друга кремом, изумляясь мягкости кожи. Обедали в тавернах на пляже, где подавали неизбежный, но очень вкусный греческий салат, приправленный орегано. Пили крепкую рецину, которую подавали охлажденной в запотевших маленьких стеклянных кувшинчиках.
По вечерам они ходили в рестораны. Посетили несколько разных, а затем остановились на одном, который им понравился, и ходили туда каждый вечер. Это было небольшое красивое место с видом на гавань. Они красиво одевались на ужин, несмотря на то, что рестораны были всего лишь деревенскими тавернами, – они надевали платья, серьги, красились.
Они наполнялись спокойствием. Рано ложились спать. Впитывали солнце. Они помнили, как хорошо им жилось вместе, и сейчас они по-прежнему хорошо ладили.
Но по мере того, как неделя отдыха заканчивалась, радость улетучивалась. Лисса думала о колл-центре, понимая, что забыла поставить себе смены на неделю после отпуска. Это значило, что неделю она просидит без работы и у нее не хватит денег на аренду квартиры. Это значило, что ей придется снова просить денег у Деклана. А Деклан начал уставать от этих просьб, она знала. Как начал уставать и от нее самой.
В последнее утро Лисса рассматривала себя в зеркале в лучах утреннего солнца. Она знала, что красива – всегда это знала, – но теперь, в тридцать три, эта красота, которая когда-то казалась чем-то вечным, что она растрачивала на сигареты и алкоголь, ночные посиделки и кофе по утрам, не говоря уже об отсутствии спорта, сейчас эта красота стала казаться исчерпаемым ресурсом, о котором она должна заботиться, причем как можно лучше. И эта забота, как оказалось, требовала денег – денег, которых у нее не было. В последнее время она не раз ловила себя на том, что стоит у прилавка «Бутса», «Селфриджеса» или «Либерти» с непомерно дорогим кремом для лица. И ставит его обратно на полку. Не раз ей хотелось незаметно сунуть дорогой крем для лица в сумочку.
На прошлой неделе ее бросил агент.
– Такой шанс, Лисса, – сказала ей по телефону агент, – для людей твоего возраста выпадает единожды. Не думаю, что смогу представлять тебя дальше.
На прошлой неделе перед отъездом она купила в «Либерти» крепдешиновое платье в кредит. На нем красовался рисунок со стилизованными под японскую гравюру цветами. Хотя Лисса взяла это платье сюда, на отдых, она знала, что не наденет его. Оно так и осталось на дне ее чемодана. Это платье для той, кто чего-то достигла, не для нее.
Она злилась. Злилась на Кейт. Злилась – хотя и знала, что это несправедливо, – на Ханну, на ее щедрость, на эту виллу, на этот отдых. Она хотела, чтобы это было ее – чтобы она была щедрой для своих друзей.
В последний вечер Лисса настояла, чтобы они пошли выпить. В переулке был небольшой бар, который она приметила. Они и пошли туда, выпили по три коктейля, но пьяными себя не почувствовали, просто веселыми. После бара решили отправиться в ресторан, который они уже считали своим. Они заказали вино, которое быстро выпили, потом заказали еще. Они ели хлеб, обмакивая его в оливковое масло и соль, и запивали все это вином. Под конец вечера они почувствовали себя пьяными.
– Итак, – сказала Лисса, закуривая сигарету и обращаясь к Ханне. – Что дальше?
– Что ты имеешь в виду?
– Ну после того, как ты выйдешь замуж. У тебя будут дети?
Ни у кого из них детей не было. Им было по тридцать три года, и ни у одной из них тогда еще не было ребенка.
– Наверное, – ответила Ханна. – Да.
– А Нэйтан хочет детей?
– Да. Думаю, что хочет.
– Это ты так думаешь?
– Да, – ответила Ханна. – Я уверена, что он хочет.
– И правильно, – кивнула Лисса.
– Что правильно? – удивленно спросила Ханна.
– Ничего, – ответила Лисса.
– Что? Почему ты делаешь при этом такое лицо?
– Я просто думаю, что довольно серьезно – завести ребенка, разве нет? Тебе не кажется, что следует подумать об этом немного больше?
– Вообще-то я уже достаточно об этом подумала. И я хочу детей. А что насчет тебя? Ты хочешь детей?
– Нет.
– Нет? Вот так просто, нет?
– Ага.
– Тебе не кажется, что это ты должна подумать об этом немного больше? Что если ты потом пожалеешь?
– Конечно, – сказала Лисса, выпуская дым сигареты в вечерний воздух. – Я подумаю об этом. Я не хочу детей, потому что думаю, что заводить их надо тогда, когда хочешь этого по-настоящему. И если ты стремишься сделать в своей жизни что-то еще, то лучше сделать это, а не заводить ребенка. Я уже через это прошла со своей матерью.
– Что ты имеешь в виду? – спросила Ханна.
– Я стояла у нее на пути. На пути всего, ее творчества, ее гребаного активизма. Она вообще не должна была рожать меня, всем от этого было бы только лучше.