Память пепельного леса (СИ)

Он шел сквозь березовую рощу, похожую на прозрачное кружево поздней весной. Месяцы выдались холодными, и листва раскрылась позже срока. Приходилось ступать осторожно, чтобы не потревожить ту поросль, что показалась из-под земли, и первые дары леса, слишком драгоценные и для них, и для родичей Андрет.

Яркие золотисто-лиловые пятна первой желтяницы сплетались с молодой крапивой.

Весенний лес, едва набравший силы, дышал предвестьем цветения. Искры пыльцы, подсвеченные косым утренним солнцем, напоминали дневных светлячков. Оттаявшая земля пружинила слежавшейся листвой. В воздухе разливался запах почвы, жадно вбирающей живительную силу солнечного тепла и влаги. Пока запах был слабый, но Айканаро знал, что после первой настоящей грозы он опьянеет без вина от ароматов.

А потом он увидел ее.

Андрет, натянув грубые рукавицы, ловко складывала в плетеную корзину травы. Как заметил Айканаро – обычную крапиву, и корзина уже наполнилась вполовину.

Он невольно почувствовал обжигающий стыд. Ведь знал же, что в домашних погребах родичей Андрет почти не оставалось хорошей еды. До сезонов охоты было далеко –люди Беора позволяли молодняку набраться сил. До урожая оставалось целое лето и несколько голодных месяцев.

Люди не владели тем же искусством, что и эльдар – их мука хранилась меньше, а яблоки, картофель, капуста и морковь быстро промораживались и морщились, и не спасали даже рассыпанные в полях горсти земли, благословенной сеятелями из дома Финарфина.

Но родичи Андрет оставались горды и даже делились с ними угощением, когда привечали у себя, а помощь принимали лишь в час большой нужды. Без того – держались сами, принимая только советы и знания, как услышать землю и понять, чего ей недостает для больших урожаев и спелых плодов.

Андрет что-то напевала себе под нос, но этой песни Айканаро раньше не слышал.

Он на мгновение засмотрелся на нее, гибкую и прекрасную, залитую теплым светом, словно ореолом. Залюбовался темно-русыми волосами, отливающими на солнце медовым золотом.

– Здравствуй, – он поздоровался тихо, чтобы не слишком беспокоить ее.

Андрет вздрогнула, как будто покинув мир своих грез, сплетенный песней, и широко улыбнулась, увидев его.

– Привет, – она поднялась и отряхнула от травинок и листочков колени длинного нежно-синего платья, вышитого незабудками по вороту. И засмеялась. – Я совсем тебя не услышала!

Он глядел на ее улыбку и проворные движения, словно очарованный колдовством. Она отличалась от дев его народа – за десятилетия жизни многие нисси привыкали двигаться с плавно отточенной грацией: каждый шаг и простой жест давно превратились в тонкое искусство, которого не замечали даже они сами.

Но в движениях Андрет Айканаро замечал нечто, свойственное всем людям – она двигалась тяжелее, смелее и отрывистее, словно подросток его народа, что никогда не вырастет – но при этом не казалась таковым.

От нее пахло сухой травой и тепло-молочным ароматом чистой кожи.

– Пройдешься со мной к ручью? – Андрет улыбнулась ему, и в солнечном свете на ее щеке стали заметны едва проступающие крапинки веснушек. Скорее их тень, призванная весной, нежели настоящая россыпь.

– А как же, – Айканаро улыбнулся ей в ответ, чувствуя в груди прежнее щемящее чувство.

То и дело в ее присутствии он почему-то чувствовал беспокойную неловкость. Вот и сейчас он шел рядом с ней, ступая через прозрачную березовую рощу – к поляне с ручьем, где он оставил Ломара щипать первую траву после долгой зимы.

Андрет тоже молчала, глядя в сторону. Он не протягивал ей руки, а она не снимала рукавиц.

Им редко удавалось поговорить наедине, и если в присутствии Ангарато неловкость сменялась дружеским смехом и разговорами об их домах, то ощущение, которое затягивало в себя Айканаро, было глубже и нежнее. Оно разливалось в прохладном воздухе, и казалось кощунством тратить короткое текучее время на те разговоры, что призваны только заполнить пространство пустым шумом голосов.

– Я все время думаю… – Андрет запнулась, и Айканаро показалось, что ее щеки вспыхнули румянцем. – Прости меня, я не должна спрашивать об этом.

– О чем, Андрет? – он почувствовал едкий укол вины за то, что заставил ее испытать стыд за вопрос, которого Андрет даже не задавала.

Теперь он начинал понимать всех поэтов, которые говорили о трепещущем от близости другой души сердце. Такое же неудобство – и вместе с тем предчувствие чего-то важного и удивительного – теснилось внутри, будто догадка, которая была слишком смела, чтобы стать правдой, а потому не могла обрести даже завершенного обличья в виде мысли.

Он поймал ее свободную руку и сжал сквозь грубую рукавицу, как будто этот простой жест мог сказать больше любого слова. Андрет сжала его ладонь, и в ее выдохе Айканаро услышал ошеломление.

– Спрашивай, о чем хотела, – он говорил тихо и мягко. – Даю тебе слово, что отвечу честно, и не дам повода стыдиться вопроса.

Вблизи послышался бурлящий звон ручья, и меж березами проступила яркая равнина весеннего луга.

Андрет покачала головой и улыбнулась странно печально. В глаза ему она не посмотрела.