Память пепельного леса (СИ)

Поляна зазвенела от ее смеха – смеха Артанис, Андрет, Эарвен. Всех женщин, что были ему дороже жизни.

– Любил? Ты боялся не меня обречь, ты боялся обречь себя! Ты принял решение за нас обоих! Ты лишил меня права выбирать!

«Но это в моей голове? В моей? Нет? Морок Моринготто, его рук дело, его…»

Хохот носился по заснеженной поляне, словно стая летучих чудовищ, готовых разорвать его.

– Моринготто? На него ты теперь будешь сваливать свои страхи, свою слабость, свое безрассудство? Он улыбался мне, по-твоему? Он предлагал посадить меня верхом на серебряного коня и увезти к озеру, в котором отражаются звезды? Он смеялся мне, катаясь со мной на коньках? Ему отвечать за тебя?!

Он взвыл криком, как раненый конь, и зажал уши, падая на колени в снег. Каждое слово иссекало душу, будто отрывая кусок живой плоти – если бы та могла быть у души. Многое он мог бы снести от Андрет, но не имя Врага, сказанное с такой легкостью.

– Айканаро! – другой голос. Напуганный.

Финдарато?!

Этот голос как будто разбил купол небес, звуча чуждо и тепло среди боли и снегов, но Айканаро едва ли осознал это.

«Я не хотел этого. Я не хотел. Я не хотел боли для нее! Как бы хотел, чтобы ее приняли дома! Я бы привел ее, если бы смог!»

Его душа раскалывалась и рыдала в агонии, пытаясь отыскать выход, которого не видела.

«Я не хотел! Я любил ее!»

Ангарато легко отыскал того, кому были ведомы все тяготы исцеления в скорбных залах Намо.

Или же душа короля Финвэ сама нашла его, когда древний правитель, его предок, пришел утешить своих далеких сыновей, один из которых даже не мог слышать присутствие его души.

– Мальчики, мальчики… как же вы – и здесь, мои дорогие? Я так хорошо помню ваш смех.

Он впитал этот голос, серебристо-приглушенный, как щемяще-печальный закатный туман, всей фэа.

Время здесь сплеталось кольцами и спиралями, и Ангарато то и дело терял его нить. Он не мог сказать, давно ли пришел его предок. Казалось, прошлое, настоящее и будущее разливалось во всех направлениях одновременно, словно Намо намеренно решил избавить все души Чертогов от гнета погони за другими и самими собой в исцелении. Свобода от времени отнимала всякий смысл у погони за быстротой для самых пылких душ.

Почти.

При жизни Ангарато едва ли мог представить, каково обречь себя на беспомощное наблюдение за смертями своих потомков.

Как сказал ему король Финвэ? Что поначалу он сам горел от боли, и рыдал душой, без зримых слез, когда в чертоги вступил его прекрасный первенец, его любимый сын? Что он свыкся с мыслью, будто должен искупить невольные горести жизни пребыванием с Фэанаро в смерти?

Обида Ангарато от этих слов была горяча, как детский гнев.

«Но разве мы – ошибка?»

«Нет, мальчики. Вы – не ошибка».

Безумный Фэанаро, что обрек его и брата, и тысячи других скитаться в краю жестоких метелей и черного льда, пожирающего тела и души. Безумный Фэанаро, что обрек их на страшную войну с Моринготто без помощи Валар. Сколько Ангарато ни говорил себе, вспоминая Артаресто, что любовь отца неколебима – он понимал и не понимал государя Финвэ.

Неужели так легко можно не осудить Альквалондэ? Неужели не стоит осуждения Лосгар?!

Но душа его предка сверкала слишком ясно и чисто, и казалась Ангарато тем прекраснее, что сохранила каждую крупицу своей боли, превратив ее в чудесный светлый узор, отточенный печалью и мудростью до совершенства. Они облекали едва различимую фигуру ореолом, который не могла бы повторить и сама жизнь, потому что не было в Эа двух полностью одинаковых судеб.

Ангарато разделил горькую боль Финвэ, когда увидел в Мандосе того, кого ждал меньше всего.

Артафиндэ. Инголдо.

Случившееся ощущалось тем острее, что казалось невозможным кошмаром. Он был бы рад даже обмануться, что это другая душа, слишком похожая на брата, но разве мог кто-то обладать таким же сходством с ним?

Нет.

Финдарато должен был жить дольше их всех. Он должен был связывать воедино людей и эльдар знанием и мудростью, он должен был вернуться к невесте, любить ее пылкой земной любовью звонче летнего неба, и найти дорогу домой. А до того – войти под обрушенные своды Ангамандо среди тех, кто увидит, как сквозь расколотые пещеры Тангородрима на черные полы и плиты – впервые за сотни лет – проливается медовое солнце.

Они должны были встретиться не так.

Но смерти нет дела до несбывшихся надежд.

– Но вот я здесь, – Финдарато улыбался ему душой, похожий на мягко пульсирующую рассветную дымку в мятно-липовом цвете. – Не печалься о моем роа. Я храню его в себе.

Ангарато не мог заставить себя чувствовать меньшую скорбь, но видел, что фэа Финдарато почти не изломана. Все ее изъяны и боль уже стали с ней единым целым – прекрасными шрамами, которые становились свидетельством силы и несгибаемости.

«Так быстро?..»

Или он уже потерял счет времени, как и все здесь.

Или Финдарато и впрямь – единственному среди них – не пришлось пережить кошмары, и он не стал блуждать в темных чащобах собственной души.

– Я слишком долго знал, что умру, – говорила его фэа. – Я уже был мертв, и с этой же мыслью оставил тело. Что я погибну, но тот, кто должен жить – останется.