Память пепельного леса (СИ)

Он слушал о том, как его брат пал ради смертного, всеми позабытый и преданный, в волчьей яме с гнилой соломой, без меча и в лохмотьях, вооруженный лишь оковами и силой собственных рук.

Он слушал, как двое свершили то, чего не смогла целая армия, и радость терзала его вместе с острой и тягучей, как кровь в воде, печалью. И слушал, как перед этой любовью не имело значения ничто – даже безумие или смерть.

«Как? Что за сила оберегала тебя, Лютиэн, дочь Тингола?»

Он видел, как Намо Мандос склонился перед любовью – и как нестерпимо ярко вспыхнула душа Лютиэн, почти обжигая темные залы своим счастьем.

Неумолимый судья Валар воззвал к тому, что было выше него – и получил ответ.

А две души вернулись дорогой, которая до сего дня не вела назад.

Боль была исчерна-острой, багряно-темной, маслянистой, как яд.

«Это нечестно!»

Разве он не мог бы молить? Разве ему бы вернули его Андрет? Разве не его брат пал в бою ради того мира, чьи законы смогла обойти дочь Тингола?!

«ЭТО НЕЧЕСТНО, ТЫ СЛЫШИШЬ МЕНЯ, ВЛАДЫКА СКОРБЕЙ!».

Он бросил свой гневный крик Намо, не задумываясь о том, что может разозлить повелителя Чертогов.

«Мы умирали, и умирали, чтобы защитить этот мир и наш дом! Наш ужас и наша боль – не меньше! Ты слышишь это, Намо?! Ты пристрастен! Ты выказал сострадание тем, кто был не больше, чем мы! Ты отдаешь одним, забирая у других! ТЫ НЕ СУДЬЯ!»

Кому бы помешала его любовь?! Что бы она изменила?!

Но надежда… надежда…

«Ты не того полета птица, Айканаро. Не дитя майэ. И не тебе просить о счастье».

Айканаро отпрянул от пылающего сердца Чертогов и заглушил в себе воспоминания о щемящей радости песни.

И бросился во тьму собственной души, где пылало обжигающее – и уродливое – забытье ужаса.

Он не смог.

Тьма оказалась… иной, нежели он ждал.

Айканаро неистово желал броситься в самый страшный кошмар, отыскать в душе самую гнилую червоточину – и забыться ею до тошноты и безумия, чтобы не помнить о том, что счастье даруют не всем, а лишь по выбору. Что любовь не имела ценности для Валар, что она – ничто, и он – ничто, и гибель Финдарато для них – ничто, и…

Но его как будто увели в сторону от тропы, что вела в глубину забытья, к муке и бесконечным блужданиям во тьме. Его остановила незримая упругая пелена, отбросившая от границы ужасов.

Не стало ничего. Ни троп, ни звезд – лишь гулкое пространство, в котором о его ноги терлась полупрозрачная серая трава, и поле гоняло ее волны, словно женские локоны на ветру – от края до края, сколько хватало глаз.

Призрак Ард-Галена без Тангородрима. Поле, что не пахло ни вереском, ни луговыми травами – только звездной ночью в шепчущем ничто.

Темнота перед ним беззвучно запульсировала призрачным серым сиянием, и Айканаро увидел очертания двух огромных неясных фигур, перед которыми сама его фэа вдруг показалась крошечной песчинкой. Одна отдавала металлом, похожим на переливающийся в полумраке лунный клинок, вторая – нежностью последних лучей тускло-лилового заката, переходящего в сумерки.

В первой он отчетливо чувствовал мужскую сущность. Во второй – женскую.

– Ты определенно заблудился, Айканаро, и заблудился в туманах своего собственного разума, – голос Намо отразился во всем пространстве вокруг, как будто наполняя его целиком.

Он содрогнулся.

«Услышал?!»

– Конечно, я тебя услышал – ведь ты кричал мне, думая, что мне нет дела до твоей печали. Не бойся меня, Айканаро, и не бойся открытости своего разума – как и того, что видишь перед собой.

Вторая фигура, легкая и похожая на лунную дымку, наполнила пространство нежным и глубоким голосом, шелестящим, будто тихий дождь.

– Ты всего лишь видишь нас такими, какие мы есть, Айканаро. Я оплакиваю твою утрату и твое несчастье. Мое сердце горит от боли за тебя, потому что твоя скорбь – моя. Как и каждого в Эа.

«Ты… Ты Ниэнна!»

– Это всего лишь эхо наших настоящих имен, но да. Так вы зовете нас.

Голос Намо звучал неожиданно звонко, словно необъятное пространство вокруг придало ему огромную силу.

– Ты видишь нас такими, как нас спел Всеотец. И пусть это будет для тебя знаком, что мы – не карающая сила. Ты вкусил горечь немногих – так выслушай.

Он сжался, оглушенный присутствием двух Валар, и слова исчезли из разума, оставив только потрясение: даже в нежной скорби Ниэнны чувствовалась чистота той искренности, что пронзала душу до боли, ноющей как вибрация струны.

Сущности перед ним потекли, свет стал пластичным, будто глина, и облачился в двоих, что встали перед ним среди поблекшего призрака степи, безбрежно шуршащей под звездами. Женщину в черно-серебряных одеждах, чье строгое и влажное от слез лицо скрывала прозрачная кисея вуали. И мужчину в исчерна-сером, чьи одеяния под плащом больше напоминали броню цвета молочного нефрита и тусклой меди. Его светлые волосы струились в воздухе, похожие на гладкие колосья веерника. Серые словно сталь глаза смотрели со спокойным рассудочным холодом – но даже в этом взгляде Айканаро не нашел пугающей мертвой безжалостности.

Таковы были Намо и Ниэнна.

Как сильно должны были повредить его душу, если понадобилось присутствие двух из Валар?!