Памятники средневековой латинской литературы X-XII веков

В отношении к слову Хильдеберт был продолжателем гербертовского и цицероновского идеала. «Хорошая жизнь и хорошая речь неразрывны» — эта мысль повторяется им на разные лады много раз. Отсюда его забота о стиле: хорошо сказанное слово должно стать для читателя хорошо найденным жизненным путем, гармония слова должна научить человека гармонии духа. Хильдеберт — лучший стилист своего поколения; он ощущает разницу трех стилей — простого в деловой переписке, среднего в дружеской, пышного в почтительно-панегирической — и пользуется ими с большой гибкостью. Наиболее любит он средний стиль, в котором ему служит образцом Сенека, сравнительно малопопулярный в его время. Вслед за Сенекой он культивирует лаконизм, параллелизм, антитетичность, сентенциозность. Образцом этого стиля в поэзии может служить описание бури в элегии «О своем изгнании», в прозе — диалог «О невозмутимости» (диалог этот, по всей видимости, принадлежит не самому Хильдеберту, а кому-то из его многочисленных подражателей, но стиль Хильдеберта воспроизведен в нем безукоризненно). Произведения Хильдеберта были образцом для всего XII века: его называли «божественным», читали в школах, переписывали его письма вместе с письмами Сенеки, а стихи — с эпиграммами Марциала. Подражания ему были столь многочисленны, что выделить подлинные сочинения Хильдеберта из массы приписываемых ему — дело очень трудное и до сей поры окончательно не завершенное.

ПЕРВАЯ ЭЛЕГИЯ О РИМЕ

Нет тебе равного, Рим; хотя ты почти и разрушен —
Но о величье былом ты и в разрухе гласишь.
Долгие годы твою низринули спесь, и твердыни
Цезаря, храмы богов ныне в болоте лежат.
Рухнула мощь, эта мощь, приводившая некогда в трепет
Грозный Аракс, что теперь горько о ней же скорбит[215]

.Рим мечами царей, неусыпной заботой сената,
Волею вышних богов мира владыкою был;
Рим, над коим мечтал быть Цезарь единым владыкой,
¹⁰ Властолюбиво поправ дружбу и узы родства;
Рим, усилясь втройне, вражду, преступления, дружбу
Завоевал и пресек и, одаряя, обрел;
Рим, создаваясь, храним был твердо заботами знати,
Силой соседей своих, морем и местом своим.
Дерево, и мастера, и деньги с севера, с юга
Шли, и служило стеной самое место ему.
Щедрыми были к нему и вожди, и счастливые судьбы,
Каждый художник, весь мир Риму дары свои нес.
Град сокрушился, но в честь ему и великую славу
²⁰ Только одно я хочу вымолвить: это был Рим!
Но ни годов череда, ни меч, ни пламя пожара
Не были в силах дотла славу его сокрушить.
Рим стараньем людей воздвигнут был столь величаво,
Что и старанье богов не сокрушило его.
Мрамор опять собери, и богатства милостью вышней
Нового пусть мастера будут стараться достичь.
Но не удастся создать никогда им подобной твердыни,
Даже развалин ее не восстановят они.
Столько осталось еще и рухнуло столько такого,
³⁰ Что не сравнимо ни с чем и не воскреснет опять.
Здесь даже боги богов изваяниям сами дивятся
И походить на свои изображенья хотят.
Не в состоянье была дать богам такой облик природа,
В коем их дал человек на удивление всем.
Лики живые у них и, взирая на них, почитают
Дело художника здесь больше, чем их божество.
Город счастливый, когда б у него были власти другие
И не стыдились познать истину веры они!

ВТОРАЯ ЭЛЕГИЯ О РИМЕ