Памятники средневековой латинской литературы X-XII веков

Н. Безразлично, поглотит ли меня огонь, дикий зверь или земля. Смерть — конец всему.

С. Тебя не похоронят.

Н. К чему бояться самого несомненного?

С. Тебя не похоронят.

Н. Похороны придуманы не ради покойников, а ради живых, дабы, щадя наши глаза, удалить от них трупы, отвратительные по виду и запаху.

С. Заболеешь.

Н. Придет время это испытать. Храбреца увидишь не только в море или в сражении. Доблесть обнаруживается и в постели.

С. Заболеешь.

Н. Либо я расстанусь с лихорадкой, либо она со мною. Дело у меня с болезнью: она либо победит, либо будет побеждена. Существовать вечно я не могу.

С. Люди будут тебя злословить.

Н. Я бы огорчался, если бы это делалось по справедливости, но делается это по злобе. Не способные к доброму слову поступают так не потому, что я этого заслуживаю, а по привычке. Ругань невежд надо выслушивать невозмутимо, и идущему честными путями следует презирать человека презренного.

С. Будешь изгнан.

Н. Ошибаешься: что бы я ни делал, меня нельзя лишить родины. Родина у всех одна, покинуть ее никому невозможно.

С. Будешь изгнан.

Н. В какую бы землю мне ни прийти, я прихожу в свою. Никакая земля не место изгнания, но вторая родина.

С. Ты не будешь на родине.

Н. Я всюду на родине там, где мне хорошо. А причина, почему хорошо, зависит от человека, а не от места.

С. Тебе грозит горе.

Н. Если оно невелико, мы его перенесем; если тяжело, перенесем потому, что нелегко честолюбие.

С. Горе жестоко.

Н. Оно бессильно при терпении.

С. Немногие способны сносить горе.

Н. Будем же в числе этих немногих.

С. Мы слабой природы.

Н. Я не хочу винить природу. Она родила нас стойкими.

С. Мне угодна бедность.

Н. Нет ты угоден бедности. Порок не в бедности, а в бедняке.

С. Я бедняк.

Н. Ты не бедняк, но это тебе кажется. У птиц нет ни в чем недостатка, овцы живут настоящим днем. Большие деньги, большое чванство.

С. Я немощен.

Н. Радуйся, не будешь немощным.

С. У него большие деньги.

Н. Ты признаешь его человеком? Сундук полон, а тот, кого считаешь владельцем денег, — гроб.

С. Он очень богат.

Н. Если он скуп, он неимущ, если он расточитель, он разорится. Тот, кого ты считаешь счастливым, часто горюет, часто вздыхает.

С. У него большая свита.

Н. Мухи идут на мед, волки — на трупы, муравьи — на зерно. Эта свита идет за добычей, не за человеком.

С. Я загубил деньги.

Н. Может быть, они бы тебя загубили.

С. Я загубил деньги.

Н. Это будет твоей жертвой.

С. Я загубил деньги.

Н. О счастливец! Если с ними ты загубил и скупость... Но если она у тебя осталась, ты все-таки счастлив, раз исчезла пища для твоего недуга.

С. Я загубил деньги.

Н. Их для тебя загубил другой.

С. Я загубил деньги.

Н. Тебе будет легче в дороге, дома безопаснее.

С. Я потерял глаза.

Н. Но у него они есть, а радостей нет.

С. Я потерял глаза.

Н. Ум имеет свои глаза, для многих страстей путь очень дорог. Многого ты будешь лишен, но, чтобы не видеть этого, стоило вырвать глаза. Слепота — часть невинности. Одному глаза показывают прелюбодеяние, другому дом, которым он страстно желает владеть, третьему город.

С. Я потерял детей.

Н. Глуп оплакивающий смерть смертных, погибли обреченные на гибель, их не отверг, а принял Бог.

Таким образом, Страх, никогда не способный подать верного совета, окончил войну с Доблестью.

Справедливо то, что мы читаем у Горация:

Кто прав и к цели твердо идет, того
Ни граждан гнев, что рушить закон велят,
Ни взор жестокого тирана
Ввек не откинут с пути...[224]

.

Лукан:

... Многих людей кидает часто в опасность
Страх пред грядущей бедой; и самым храбрым бывает
Тот, кто способен терпеть вблизи угрожающий ужас[225]

.

«Свойство бодрого и непоколебимого духа состоит в том, чтобы не приходить в замешательство в трудных и сомнительных делах, чтобы при таких случаях не лишиться разума, но всегда применять здравое рассуждение и не отступать от благоразумия»[226]. Есть еще сверх того многое, что нас пугает, что нас гнетет, и мы страдаем больше от вымыслов, чем на деле; поэтому не печалься раньше времени, раз то, чего ты испугался как грядущего, может быть, никогда и не случится.

Марбод Реннский

Марбод Реннский был самым старшим из трех луарских поэтов XI в. Это чувствуется и в его пристрастии к традиционной религиозной тематике (от которой он отступал лишь с угрызениями совести), и в его верности дидактическому духу поэзии X—XI вв., и в его привязанности к леонинской рифме — звонкой средневековой потехе, от которой классицисты Хильдеберт и Бальдерик уже отказывались. В творчестве своем Марбод однообразнее, важнее, ученее и строже своих современнников; отсюда, конечно, проистекало то чрезвычайное почтение, с которым они всегда отзывались о нем и обращали к нему свои послания.