Папуля

Она небрежно чмокнула Питера, от нее пахло хлоркой. Теперь после занятий она оставалась поплавать в бассейне при колледже. Умеренная нагрузка, уверяла она, малышу на пользу. Питер старался не думать о том, что все кому не лень глазеют на нее в купальнике с глубокими вырезами для ног, видят, как ткань забивается в ложбинку меж ягодиц. Домой она возвращалась с каждым днем все позже.

– Как поплавала?

– Отлично. – Хедди будто не замечала, что с волос капает на пол вода.

– Да какая из тебя пловчиха! – поддразнил Отто.

Надорвал зубами упаковку бананов, начал чистить один, да только кожуру расковырял. Хедди выхватила у него банан.

– Не с того конца чистишь. – И, взявшись за черенок, аккуратно сняла кожуру.

Отто сощурился, схватил банан.

– Спасибо, гений ты наш! Хорошо вас там учат! Voulez-vous coucher avec moi[6] и прочая хрень. – И повернулся к Питеру: – Сэм главную страницу отладил, все картинки теперь грузятся.

– Хорошо, – кивнул Питер. – Я звонил в кооператив, сказал, что примерно через неделю можно будет заказывать онлайн. Они, по-моему, обрадовались.

Хедди, не слушая их, пинала к мусорному ведру плащ. Парковка в студгородке была платная, десять долларов, и Хедди давно хотела купить абонемент, сэкономила бы сотню. На прошлой неделе она наконец сказала, что абонемент покупать уже невыгодно. Она как будто очень жалела, что упустила время, корила себя за безалаберность.

Поставив на плиту чайник, Хедди села за стол заниматься. Первый тест по французскому она завалила и с тех пор приуныла, Питер не знал, чем ей помочь.

Отто рассказывал Питеру про одного из сборщиков, про фургон, который тот хочет перегнать на участок.

– А я ему: да пожалуйста, если сможешь эту хреновину с места сдвинуть. Спорим, не заведется.

– Ребята, а можно я вас выгоню? – спросила Хедди, взглянув наконец на них. – Вы уж простите, мне надо однокурснице позвонить, поговорить.

* * *

На крыльце было зябко, пахло прелой землей. Питер запахнул куртку, поежился. Отто все говорил, но Питер не слушал. Он смотрел в небо, но не понимал, где какая звезда. Попробовал смотреть в одну точку – звезды заморгали, слились в серебристое марево, и у него закружилась голова. С крыльца было слышно, как Хедди болтает по телефону на ломаном французском с какой-то там Бабеттой, и Питер устыдился: как он мог что-то подозревать? Хедди без конца сбивалась на английский, поправлялась.

– Знаю, у нее все très mal[7]. – Говорила она с некрасивым акцентом, и Питеру стало неловко, что он обратил внимание. Он видел в окно, как она шагает по кухне, и силуэт ее сквозь неровное стекло казался чужим, незнакомым.

Отто оборвал свою речь, вгляделся в Питера.

– Ты где витаешь, брат? Ты будто где-то не здесь.

Питер пожал плечами:

– Да здесь я.

Хедди наконец попрощалась: Bon nuit[8]. Питер смотрел в окно, как она с охапкой книг, чуть сутулясь, поднимается по лестнице. Попа у нее раздалась вширь, и было в этом что-то трогательное. Хедди погасила за собой свет, будто забыв, что в доме она не одна.

* * *

Среди ночи Питера разбудил вой – наверное, койоты. Он встал, подошел к окну, ночной воздух холодил даже сквозь стекло. Прерывистые вопли неслись из темных зарослей, и было в них что-то лихое, ухарское, недаром отец говорил: койоты вопят, как загулявшие подростки. С отцом Питер не разговаривал с самого переезда. Зато теперь у него есть Хедди, а скоро, может быть, и свой дом появится, и будут они там жить с малышом; занавески в детскую Хедди наверняка захочет сшить сама.

От этих мыслей ему сделалось радостно, и он оглянулся. Хедди сладко спала, приоткрыв рот. Перед сном она приняла ванну, и от ее мокрых волос на подушке расплылось темное пятно. В ее лице появилось что-то новое, странная обреченность, с тех пор как она завалила тест по французскому. Учебу не бросила, и на том спасибо. Когда Питер спросил про запись на следующий семестр, Хедди состроила гримасу, будто даже в этом сомневалась, притом что занятия кончаются за месяц до ее родов.

Недавно пропала одна из собак – койоты загрызли, считала Хедди; надо бы выйти, проверить, привязаны ли все три собаки, не осталось ли в мисках объедков. Питер достал из-под кровати башмаки, отыскал шапку. Хедди заворочалась, но так и не проснулась.

Собаки были на месте – вскочили, услышав шаги Питера, заскулили, загремели цепями, тяжело волоча их по земле.

– Слыхали койотов? – спросил Питер. Миски, вылизанные дочиста, отливали серебром и пахли псиной. – Страшно?

Шум послышался вновь, и Питер оцепенел: эти койоты кричат совсем как люди. Питер в ответ гикнул по-дурацки.

– Ха! – сказал он, почесывая собак. – Я и сам кого хочешь напугаю!

Но шум нарастал, и Питер стал различать среди воплей отдельные слова. Где-то в глубине сада, на одной из грунтовых дорог, вспыхнули фары, озарили тлеющим светом деревья.