Питер вошел в комнату в синих сумерках, Хедди еще спала. Он разделся, улегся рядом. Сердце колотилось, мешало уснуть. В доме было до странности тихо, в зеркале на туалетном столике Хедди сверкал серебряным лезвием лунный луч.
Бывают ведь на свете такие гиблые места, что разъедают тебя изнутри, как болезнь? Вот недавно, когда шли дожди и размыло дороги, они на два дня застряли на ферме. Нельзя в таком месте растить ребенка, это же западня. В горле у Питера стоял ком. Тут Хедди заморгала, будто расслышав его сумбурные мысли, и повернулась к нему, щурясь по-кошачьи.
– Что уставился?
Питер потянулся к ней, хотел обнять, но Хедди снова закрыла глаза, перекатилась подальше, скрестив ноги под одеялом.
– Нам нужен свой дом.
Голос его прозвучал резковато, и Хедди, вздрогнув, снова открыла глаза. Она села в постели, Питер разглядел в полутьме очертания ее обнаженной груди, и Хедди тут же натянула на себя одеяло, завернулась потуже. Питеру сделалось вдруг больно от того, что она прячет от него грудь.
Он набрал побольше воздуху.
– Я мог бы работу сменить, а ты была бы поближе к колледжу.
Хедди молча разглядывала одеяло, теребя кайму из гладкой синтетики.
У Питера вдруг слезы на глаза навернулись.
– Тебе же нравится учиться? – Голос у него дрогнул.
Хедди ответила не сразу.
– Я и здесь могу работать, у Отто. – Она отодвинулась подальше. – Да и на что мне французский? Мы что, в Париж с малышом собираемся?
Проснулся Питер в пустой комнате. Подушка Хедди была разглажена, за окном сквозь туман мутно желтело солнце. Под густыми изумрудными деревьями кружил пес, вдалеке виднелись фургоны. Питер с трудом вылез из постели и начал одеваться, двигаясь будто во сне. Внизу на диване спал, не разувшись, Отто, весь в липкой алкогольной испарине. Бежевое покрывало лежало скомканное в углу, по полу разбросаны диванные подушки. Когда Питер шел мимо, Отто приподнялся. В кухне Хедди наливала воду в чайник.
– А на диване – мой дорогой братец, – сказала она, пошевелив бровями. В ее голосе не было и намека на их ночной разговор, только лицо казалось слегка усталым. Она закрыла кран. – И несет от него дерьмищем!
– С добрым утречком, Питер! – сказал Отто, вваливаясь в кухню.
Он придвинул стул, Питер сосредоточенно разглядывал столешницу.
Хедди с кружкой лимонной воды вышла на лестницу, по пути оглянулась на них. Отто, проводив ее глазами, поплелся к раковине, плеснул в стакан воды. Выпил, налил еще.
– Вот что такое ад, – прохрипел он.
Питер не ответил. Голову сдавило обручем, вот-вот разболится.
Нахлебавшись воды, Отто заглянул в буфет.
– Прощаешь меня?
– Ага.
Отто закрыл буфет, так ничего и не взяв. Повернулся к Питеру и с усмешкой покачал головой.
– Тьфу ты! Он говорит «ага»! Вот что, я на сегодня встречу назначил с ребятами, которые по электронке писали. Им нужна работа. Надо и тебе с ними познакомиться.
Голова уже вовсю раскалывалась, призрачный свет лампы под потолком резал глаза.
– Думаю, не смогу, – ответил Питер.
– Ну а я думаю, сможешь.
Питер молчал, и Отто продолжал:
– Значит, встретимся здесь. Или лучше в городе?
Питер поправил воротник, уронил руку.
– Лучше в городе.
– Да запросто, – отозвался Отто. – Вот и договорились.
Завтракали они молча. Кухня насквозь пропиталась тишиной, воздух был тяжелый и влажный, точно здесь не проветривали лет сто. Хедди с сумкой через плечо наклонилась поцеловать Питера. Веки она подвела темным карандашом, и белки глаз казались еще белее. Питер заставил себя улыбнуться, ответить на поцелуй.
– Голубки. – Отто раскинул руки, будто хотел обнять обоих.
Хедди выпрямилась, отстранилась. В воздухе после нее остался слабый запах сигарет. Волосы она собрала узлом на затылке, старый плащ сменила на легкую куртку, и когда обернулась в дверях, чтобы помахать на прощанье, то на Питера едва взглянула. Она казалась другим человеком, он будто видел ее впервые.
Северо-восточный региональный
Почти пять часов поездом, а от вокзала двадцать минут на такси до школы. Он еще успеет позвонить адвокату, обсудить, как быть дальше. И номер консультанта у него есть, на случай, если Роуэна придется перевести в другую школу. Возможно, школа по закону обязана связаться с колледжем, куда приняли Роуэна, но Ричард точно не знал. Может, до этого и не дойдет, школе огласка не нужна. При этой мысли он успокоился – вот и хорошо. Они на его стороне, хоть и не заявляют прямо, они же не идиоты.
Поезда отправлялись от подземных платформ, из прохладных бетонных туннелей, и Ричард сел в первый вагон. Половина мест были свободны, внутри царила непривычная, искусственная прохлада. Ричард устроился поудобнее – сейчас самое время создать о себе хорошее впечатление в этом новом замкнутом мирке. Показаться добрым, опрятным, воспитанным – всего-то и нужно положить на соседнее кресло свернутую куртку, сунуть газету в нейлоновый карман-сеточку.