Папуля

Закрыв глаза, я представила себе темную воду, а в ней – первобытных чудищ. А Бобби стал мне рассказывать, что всюду он видит знаки, что и я неспроста появилась в их жизни, что ему снится один и тот же сон – дом, где он вырос, а на полу горы белого инжира; что он несколько раз находил на ранчо мертвых оленей. На его пчел напал мор – косит их целыми семьями, неизвестно почему. Всюду груды мертвых пчел, с пыльцой на мохнатых лапках. Чую, говорил он, все прогнило насквозь, грядет разрушение. Вот и сегодня это лишний раз подтвердилось. Он сказал: не грусти, ты светоч, и все будет хорошо, надо только расстаться на время. Марион скоро тебе позвонит, говорил он, вы снова будете дружить, – но я знала, это неправда.

– Славная ты девчонка. – Он положил мне руку на плечо. – Лучше их всех.

Мэкки-Нож

Его снедала тоска – да не просто тоска, клиническая депрессия, – но в последнее время полегчало. Была весна, лекарства Джонатану стали не нужны: голова болела все реже, бессонница отступила. Вечер приятный, теплый, можно выйти в футболке. В приступе хорошего настроения он раскошелился на пять одинаковых, а теперь испугался, что будут малы. По пути в ресторан Джонатан заехал к бывшей жене, отвез папку с домашним заданием Энни. И оставил у швейцара – Марен с недавних пор не пускала его в квартиру.

Ресторан выбирал Хартвелл, как самый разборчивый из них троих. Пол и Джонатан обошлись бы и бургерами из ларька, одного из тех, что стоят на прежних местах со времен их юности. Ресторан на Грейт-Джонс-стрит, сравнительно новый, даже в понедельник вечером оказался битком. Они заняли столик в углу. Хартвелл радостно огляделся – наверное, заключил Джонатан, счастлив быть в гуще событий, в незримом потоке городской суеты. Ясно было без слов, что все трое наклюкаются. Подошла официантка, молодая, но страшненькая. Ну и что? Она в шутку заигрывала с ними, они в шутку ей отвечали.

– Нам бы кальмара с хрустящей корочкой, да? – сказал Хартвелл. – Как он вам?

– Пальчики оближешь! – отвечала она.

Хартвелл выбрал кальмара, будто оказал ей любезность. Когда она ушла, Джонатан почувствовал, что Хартвелл хотел отпустить о ней замечание, но удержался. В придачу к кальмару заказали ассорти из морепродуктов – креветок, устриц, еще каких-то моллюсков – и двойную порцию бифштекса, одну на троих, в корочке из пряностей. На гарнир полагалась брокколи, к которой никто из них не притронулся бы. Они отрезали по очереди кусочки от мяса, которое подали на большой доске и водрузили посреди стола. Джонатан жестом подозвал официантку, попросил жареной картошки. Вместе они не собирались почти два месяца. Сын Пола уже подал документы в колледжи, ждал ответа.

– Он хочет на запад, – сказал Пол. – Здорово было бы, да неизвестно, как сложится.

Славный у Пола сын, весь в отца, но оба какие-то пришибленные, будто им слишком сильно досталось от жизни. С тех пор как мальчик попал в больницу, Пол стал носить на шее шнурок с голубой бусинкой. Теперь бусинка чуть потускнела, шнурок замусолился. При других обстоятельствах Джонатан стал бы над ним подтрунивать. Друг друга они знали с раннего детства. Пол, на удивление, в свои пятьдесят казался иногда тринадцатилетним подростком; из их троицы он был самый рослый, самый красивый, будто окруженный золотым сиянием. У его сына, больного раком, наступила ремиссия, но Джонатан знал от жены Хартвелла, что долгосрочный прогноз плохой. Джонатан с Полом никогда это не обсуждали.

На прошлой вечеринке у Джонатана, где были в основном друзья Джулии, Пол задержался чуть ли не дольше всех. Занюхнул дорожку кокаина с Джулией и ее импресарио, а потом ходил за Джонатаном по пятам, ждал случая поговорить, даже когда Джонатан хлопотал, наводил порядок, вытряхивал в мусорку пепельницы, выливал в раковину остатки вина из пластиковых стаканчиков. Вот бы устроить велопоход по винодельческим районам Франции, предлагал Пол. А может, пройти пешком часть Тихоокеанской тропы? Или всю? Они ведь еще студентами об этом мечтали, ведь так? У Пола есть замысел телесериала, а Джонатан пусть сценарий напишет. Оба понимали, что Джонатан за этот сценарий никогда не возьмется. И по Тихоокеанской тропе никто из них не пойдет, не те они люди.

Осенью, когда Джулия от него уходила, Пол ему звонил почти каждый день, спрашивал, как дела. Сейчас, сидя с друзьями, Джонатан вспомнил об этом и едва не расплакался. Пол его любит, всей душой. Напротив за столом хохотал Хартвелл – рот разинут, очки съехали на лоб. Пол неуклюже кромсал бифштекс.

Сообщение от Джулии. Джонатан проверил под столом телефон. Она в баре с приятелем, который живет по соседству, зовут его Кито. Парень он неплохой, видел несколько фильмов Джонатана, даже хвалит их, хоть зачастую сценарии Джонатана так «причесывают», что от изначального замысла мало что остается. Джонатан когда-то в шутку их сравнивал с кораблем Тесея – в те еще времена, когда строил из себя интеллектуала. Теперь он вообще никого из себя не строит.

Я пока с Кито, привет Хартсу и всем.