Париж слезам не верит

— Так откройте царю глаза! — с негодованием воскликнул Раевский. Как видно, мысль, что Воронцов может взлететь ещё выше, была для него непереносима. — Он и армию угробит! Не то что корпус. Только дай! Всякое быдло газеты читать начнёт!

— Я вижу, вы честный патриот, — вкрадчиво проговорил Вигель. — Откроюсь вам, я прислан сюда специально, чтобы составить независимое мнение о положении в оккупационных войсках и донести государю прямо, без посредства. Ваше суждение как человека, близко знающего дело, было бы очень кстати. Изложите его письменно, — и, заметив на лице полковника тень беспокойства, поспешил добавить: — Нет оснований для тревоги. Всё будет передано на высочайшее имя негласно.

Раевский молчал. Он прекрасно понимал, что именно ему предлагают. Но, в конце концов, почему не воспользоваться этим скользким субъектом, чтобы насолить Воронцову? Вечный баловень счастья! Весь мир только для него! Он вообще знает, что такое неудачи, неприятности по службе, притеснения? Военный министр! Чёрта с два он будет военным министром! Раз сюда послали надворного советника для сбора сведений, значит, есть влиятельные люди, не заинтересованные во взлёте этого выскочки. Что ж, Александр готов внести свою скромную лепту в их сугубо придворный манёвр.

— Говорить государю правду — долг дворянина, — подбодрил собеседника Вигель. — Если честные подданные будут только роптать, не предпринимая реальных шагов, то кто поможет монарху правильно оценить ситуацию?

«Плевать я хотел на монарха», — с раздражением подумал Александр, но вслух сказал:

— Завтра приходите сюда в это же время. Я принесу донесение на высочайшее имя и некоторое образчики приказов командующего по корпусу, где он, например, называет вахтпарады «фрунтовым акробатством», наших союзников — «нахлебниками чужих побед», а также заверяет, что по возвращении в Россию крестьяне получат вольность, поскольку сам государь обещал это в Варшаве.

Советник был более чем удовлетворён.

Александр встал, поклонился и вышел.

Мобеж

Во вторник командующий вернулся в Мобеж и был потрясён неожиданной новостью. Заместитель начальника штаба исчез. Вернее, не то чтобы совсем… но уже третьи сутки в отлучке, о месте которой не известил подчинённых. Зато невозмутимый Казначеев имел при себе пакет — письмо негодника Фабра его высокопревосходительству графу Михаилу Семёновичу.

Воронцов нетерпеливо надорвал конверт. Правду говорят, дисциплины в его корпусе никакой! Если даже старшие офицеры позволяют себе… Глаза у командующего полезли на лоб.

«…Скорый вывод войск в Россию не оставляет мне надежды когда-либо оказаться вновь близ родового замка и отыскать прах моих родителей. Находясь в крайних обстоятельствах и не имея упования получить возможность отправиться в Мюзе, я решился совершить поездку на свой страх и риск, не уведомив никого из начальства. Сознаю всю тяжесть своего проступка. Готов понести наказание согласно уставу. Вашего сиятельства покорный слуга…»

Губы Воронцова выразительно шевельнулись, так что Казначеев даже угадал, что за ругательство было употреблено графом. Но вслух тот не проронил ни слова. Фабр сорвался. Что послужило тому причиной, Михаил Семёнович не знал.

— Он пил в последние дни?

— Нет.

— Получал какие-то письма?

— Нет.

— С кем из посторонних входил в общение?

— Приезжал чиновник Министерства иностранных дел с бумагами. Они много работали вместе.

Ладно, этот вопрос ещё предстояло выяснить. Не может человек ни с того, ни с сего закусить удила и пойти на такое серьёзное нарушение.

До Мюзе было часов восемь пути. Здесь всё близко. Однако дороги вовсе не выглядели спокойными. Шайки неприкаянных волонтёров Великой армии продолжали колобродить в лесах и балках. Отправляясь в Нормандию один и в русской форме, Фабр очень рисковал. Интересно, догадался он переодеться?

— Как давно его нет? — осведомился командующий.

— Да суток трое уже. Притом сомнительно, проехал ли он через посты англичан, — подал голос Казначеев.

Воронцов дёрнул щекой. По-хорошему, следовало выручать дурака. Для этого послать в Мюзе отряд сабель в пятьдесят. Да, добрался ли он до замка? Ещё вопрос. Из какой канавы его казачки вытянут?

Примыкая боком к русским и прикрывая дороги на Нормандию, стояли союзники. Двигаться по их оккупационной зоне наш вооружённый отряд не мог. Без особого разрешения. Учитывая страхи англичан по поводу возможного вероломства царя Александра, их, пожалуй, и не пропустят. Одних. Придётся ехать самому вместе с казаками. Что глупо. Но необходимо.