Париж слезам не верит

За дверью на пол полетел графин. Это смутило Воронцова. Артур имел пристрастие к крепкому словцу. Но за все годы знакомства Михаил впервые стал свидетелем герцогского гнева.

— Вы выставляете меня дураком! — орал тот. — Хуже: низким человеком!

Лорд Киннерд, видимо, пытался возражать. Но ему и слова не давали вставить.

— С меня хватит! — бушевал Веллингтон. — Я больше не играю в ваши игры! Они мне осточертели!

Тут старина Уорт вспомнил длинное испанское ругательство, половину которого граф перевести не смог. Что-то про осла, его задницу и мавра, одержимого страстью к бедному животному. Осознав, что лорда Киннерда назвали «ослолюбом», если выражаться более-менее прилично, Воронцов решил ретироваться. Не приведи бог стать свидетелем подобного объяснения двух официальных лиц. Но следующая фраза, помимо воли, приковала Михаила к месту.

— Вы не имели права арестовывать Жака Марине, — заявил дипломат. — Это превышение полномочий. Он честно исполнил заказанную работу.

— Клал я на полномочия, его честность и ваш заказ! — взвился герцог. — Зачем он убил русского мальчишку? Что это за имитация покушения, когда моим людям отрывает головы?

— Вы переходите границы, ваша светлость, — с подчёркнутой вежливостью возразил Киннерд. — Вы дали согласие на секретную акцию. А теперь хотите выйти из игры? Вы полагаете, это прибавит вам веса?

Веллингтон молчал. Михаил слышал, как он тяжело дышит, стараясь взять себя в руки. Такая вспышка гнева была унизительна для него, человека здравого и рассудительного. Её не извиняла даже солдатская прямота. Но, видно, обстоятельства выходили за рамки обычных.

— Давая согласие на эту театральщину, я не имел в виду гибель людей, — наконец выговорил Артур. — Война закончена.

— В дипломатических войнах свои жертвы, — холодно возразил Киннерд. — Вы не можете обвинить Марине в организации покушения, о котором вам было хорошо известно. К тому же он клянётся, что ничего не знает о смерти русского вестового.

Послышался хриплый смешок Веллингтона.

— Я бы на его месте тоже отрицал.

— Вы на своём месте, — оборвал герцога лорд Киннерд. Должно быть, он обладал немереными полномочиями, раз так жёстко разговаривал с самым популярным человеком в Англии.

— Но парень не представлял ни малейшей угрозы, — устало проговорил Артур. — За что было его убивать?

— Тут вы ошибаетесь, — протянул Киннерд. — Ваша доверчивость, мистер Уэсли, может дорого обойтись Британии. — Дипломат обратился к герцогу без упоминания титула, подчёркивая тем самым, что все пожалования как пришли, так и уйдут от «старины Уорта», если тот и дальше будет проявлять упрямство. — Вестовой многовато слышал для простого порученца.

— Это была чистая случайность. Парень просто зашёл не в ту дверь, — запальчиво перебил Веллингтон. — Пробыл не более минуты, пока ему не объяснили знаками, куда идти. Он ничего не понял из наших рассуждений. Русские за редким исключением не говорят по-английски.

— Ваш приятель Воронцов прекрасно говорит, — возразил Киннерд.

— Но это же иное дело, — возмутился Веллингтон. — Он вырос в Англии…

Михаил Семёнович чувствовал, что больше не может оставаться за дверью. Следовало либо удалиться, либо войти и изобличить дипломатический заговор. Оказывается, англичане инсценировали покушение на командующего. Взрывы доказывали, что положение во Франции ещё нестабильно и войскам рано уходить.

— Люди хотят домой, — послышался голос Веллингтона. — Нельзя наказывать их за просчёты политиков. Я обвиню Марине в покушении. Откроется, что он не связан ни с какими французскими эмигрантами, ваш чудесный план рухнет, и мои парни поедут за пролив целоваться с жёнами.

— Вы этого не сделаете, — очень тихо, но твёрдо произнёс Киннерд.

— Сделаю, — так же жёстко возразил Веллингтон. Гнев уже схлынул с него, он обрёл необходимое самообладание. — А смерти русского вестового и Мак Кормика только прибавят его заднице лишний фунт грехов на виселице.

Михаил решил, что услышал достаточно. Он встал, повернулся к двери спиной и зашагал вниз, не обращая внимания на удивлённый взгляд адъютанта. На улице граф сел в карету и приказал кучеру ехать помедленнее, чтобы мелькание ярких картинок не мешало ему думать. Ни пьяный солнечный свет, ни благоухание сирени, ни пёстрые толпы больше не привлекали внимания. Город стал глух и слеп, точно отделённый от Воронцова плотной пеленой дождя. Генерал не знал, что через полчаса после его отъезда, когда лорд Киннерд покинул Веллингтона, адъютант доложил герцогу о повторном визите союзника.

— И вы проводили его сюда? — переспросил Артур, указывая на приёмную перед кабинетом.

Молодой человек кивнул.

— Я же предупреждал: без посторонних.

Юноша хлопал глазами, не понимая, чем так расстроен его начальник. Герцог всегда радовался приездам русского командующего.

Мобеж