Париж слезам не верит

Примерно это Фабр сказал взбешённым полицейским, членам авенской судебной палаты и муниципальным чиновникам, пожаловавшим вызволять соотечественника. «Вам давно пора понять, что граф шутить не любит. Мы вас не трогаем, и вы бы вели себя смирно».

Гугон расстался с жизнью на вечерней зоре под барабанную дробь. Длинный, сутулый, с отстранённым, точно подернутым водой, взглядом, он равнодушно выслушал приговор. Покрутил головой, когда на него надевали петлю — ладно ли сидит? И сам оттолкнул ногой скамью. К слову сказать, это была не единственная жертва оккупации. Пруссаки повесили пятерых за нападение на свой аванпост, англичане — восемнадцать за разные шалости. Русские — одного.

Глава 11. Карлик-нос

Санкт-Петербург

Аграфена Толстая всегда знала, как найти Закревского. Генерал диву давался её наглости, когда девица запросто жаловала в приёмную Главного штаба. Но её приезд к нему на Галерную был верхом непристойности. Тишка, растворивший дверь перед райской гостьей, опешил не меньше барина.

— Что столбом стоишь? — прикрикнула на него графиня. — Прими мантилью и зонтик. — И уже обернувшись к Арсению, ядовито прокомментировала: — Немая сцена. Конец третьего акта. Занавес. Вы бы, господин генерал, научили слугу здороваться. Да и сами вспомнили это нехитрое упражнение.

— Здравствуйте, Аграфена Фёдоровна, — хором сказали барин и денщик, отчего ситуация сделалась ещё глупее.

— Пошёл вон. — Толстая махнула на Тишку рукой и, нимало не смущаясь в чужом доме, прошествовала в кабинет Закревского.

Арсения обдало запахом её апельсиновых духов. Новый аромат назывался «Смерть Мюрата», был посвящён расстрелу неаполитанского короля союзниками и пользовался необычайным спросом у прекрасной половины общества, впрочем, как и сам погибший герой. Генерал прикинул, что флакончик этой прелести на Невском стоит дороже, чем месячный взнос за его квартиру, и задался вопросом, как его вообще угораздило связаться с дамой такого полёта?

— Итак, — Аграфена сияла, как медный самовар. — Пляшите, Сеня! У меня для вас суприз.

— Вприсядку? — осведомился генерал.

— Было бы любопытно посмотреть. — Толстая окинула его скептическим взглядом. — Вам, Арсений Андреевич, пошли бы красная косоворотка и медведь. Смазные сапоги у вас есть. Кольцо в ухо я вам подарю. И можно ходить по базарам. Всё больше на круг денег соберёте, чем жалованье в штабе.

Почему он позволял ей издеваться над собой? Закревский молчал, выжидающе глядя на гостью. Что за новость эта сорока принесла на хвосте?

— Вас ничем не расшевелить! — надула губы Аграфена. — В таком случае к делу. — Она извлекла из бисерной сумочки скомканный листок навощённой белой бумаги с просинью вержерных жил. Разгладив его на колене, графиня протянула свой трофей хозяину дома. — Вот видите, какая от меня польза!

Арсений взял бумагу, которая оказалась варварски выдранной страницей из дамского календаря.

— Я побывала у Волконской, — ответила на незаданный вопрос Толстая. — Поздравила с именинами. Мы не слишком близки. Но в свете так принято. В виде исключения она была очень любезна. Снизошла до беседы. Дружески советовала остепениться. Рекомендовала каких-то женихов. Кстати, своего брата Сержа. Ну, все осуждают моё поведение, но жить не могут без моего приданого! — Графиня фыркнула. — Так вот, чуть только её светлость удалилась за эмалевым портретом Сергея, я, не будь дурой, схватила календарь, нашла записи за январь — и цап-царап страницу. Вы как в воду глядели! Лидия посещала её в означенные числа трижды!

Арсений не без скепсиса рассматривал записи. В душе он был рад, что не пришлось подкупать слуг начальника и рыться в его вещах. Анализ страницы подтвердил слова Груши. Жеребцова посетила Волконских 15, 18 и 24 января. Последний визит состоялся как раз накануне исчезновения документов.

— А княгиня ничего не заметила? — сдвинув брови, осведомился Закревский. — Аграфена Фёдоровна, воровать чужие бумаги нехорошо. Вы могли попасть в двусмысленное положение.

Груша надулась.

— Вы не рады? Ведёте себя, как сухарь. Даром что занимаетесь такими интересными делами! Её светлость ничего не заметила. Она уже начала новый том календаря. А этот, за первую половину года, лежал рядом, на трюмо. Им уже не пользовались. Да! — вдруг воскликнула она. — Вообразите! Жеребцова настолько плохо воспитана, что подарила княгине сахарницу!

— Какую сахарницу? — не понял Закревский. Его поражало, как женщины могут перескакивать с предмета на предмет.

— Серебряную, — отозвалась Груша. — Вот здесь записано. Смотрите. Под последним визитом. «Привезла сахарницу. Серебро. Чеканка. Франция. Регентство Филиппа Орлеанского».

— Может быть, княгиня коллекционирует чайные приборы? — осведомился генерал.