Париж слезам не верит

— Ах, да не травила я детей! — в сердцах воскликнула она. — Был выкидыш. В Пензе. У меня всегда так! Разве я виновата, что залетаю, как кошка? А плод не держится! Никогда!

Её вдруг затрясло. Она оттолкнула Арсения и полоснула его недобрым взглядом.

— Какое право вы имеете задавать мне вопросы? Вы мне никто! Даже хуже! Я помогала вам… А вы… Вы нас бросили! Трусы! А теперь колете глаза! Пойдите удавитесь на своих орденских лентах! Мы с сёстрами были в Смоленске, у тёти. Мне было двенадцать лет! Какие вам ещё нужны откровения?

Не дав Закревскому слова вымолвить, Аграфена с шумом ринулась от него через кусты, и последнее, что слышал генерал, были её проклятия по поводу разорванной газовой косынки.

Карл-Роберт Нессельроде, по-русски Карл Васильевич, всему на свете предпочитал экзотические цветы. Хризантемы, китайские розы или даже орхидеи. Потому что и сам в каком-то смысле был экзотическим растением. Сын австрийского солдата-дезертира, принятого Безбородко в Коллегию иностранных дел переписывать бумаги, он родился на борту английского корабля, шедшего в Лиссабон, где его отец к тому времени уже служил торговым представителем.

С годами Нессельроде стяжал себе на удивление благопристойные манеры. Но в его крови навсегда осталось нечто от солнца и моря далёкой Португалии, от отца, искателя тёплых мест, и от юности, проведённой в портовом, шумном и опасном городе. Он был мал ростом, так что в большинстве случаев не доставал собеседнику до плеча. А на его продолговатом бледном лице красовался чудовищных размеров крючковатый нос, как бы деливший физиономию пополам. Круглые очки с толстыми, в палец, стёклами и тонкие, вечно поджатые губы дополняли картину. Неудивительно, что в свете Государственного секретаря дразнили «Карлик-Нос». Пенсне, зелёный вицмундир и орден Святого Владимира 1-й степени придавали ему респектабельности. Но это был как раз тот случай, когда одежда создаёт человека. Нессельроде подошли бы грязная полосатая фуфайка, цветная косынка и нож за поясом, чтобы выглядеть пиратом. А деревянные башмаки и вязаный колпачок сделали бы его гномом из тирольской сказки.

Единственным наследством Карла-Роберта был хороший почерк, и он, едва научившись писать, уже копировал бумаги из коллегии. С рождения варясь в дипломатической среде, Карлик узнал тысячи мелких профессиональных хитростей, позволявших ему ловко вести переговоры по любым вопросам от продажи пеньки до брачных контрактов. Он дышал воздухом министерства, рос в его недрах и умел, если надо, погубить менее опытного соперника. В 1806 году ему повезло — его взял к себе секретарём Сперанский. Но покровитель подставился под удар, а над головой Нессельроде прокатилась волна императорского гнева. Сам он был слишком мелок, чтобы его задело прибоем. Зато расторопность молодого чиновника на переговорах в Тильзите была замечена сразу и царём, и Талейраном. Неожиданно для себя Карл стал связующим звеном в тайных сношениях между Александром Павловичем и продажным министром Бонапарта. Это был его трамплин.

Далее Нессельроде стартовал, подобно пушечному ядру, и уже не мог остановиться, не достигнув цели. Плох дипломат, не желающий стать канцлером. У Карла-Роберта не было для этого ничего: ни высокого происхождения, ни денег, ни связей, ни даже знания языка страны, которую он представлял. Велика беда! Все переговоры ведутся по-французски. На послевоенных конгрессах судьба свела его с австрийским канцлером Меттернихом, проповедовавшим идею общеевропейского союза монархов. Очень кстати. Как раз такую же высказывал государь. И снова посредником между Александром Павловичем и Меттернихом — мозговой косточкой, суставом, позвонком, позволявшим конструкции из взаимных договорённостей двигаться без скрипа — стал незаметный Карлик-Нос.

Он шёл к своей цели уверенно, без лишнего шума, как вдруг на его пути возникло препятствие. Второй секретарь по иностранным делам граф Каподистрия. Хитрый грек. Ему император вверил восточные проблемы. Поначалу это не обеспокоило Карла Васильевича. Всё важное сейчас творилось в Европе! Там конгрессы. Делёж французского наследства. Священный союз. Государь не любил ни турецких, ни персидских дел. Они отвлекали его от главного — равновесия в Европе. Но Каподистрия, этот новичок в дипломатии, вчерашний врач и секретарь Законодательного совета разогнанной османами республики Ионических островов, оказывается, знал об азиатских планах Петербурга нечто такое, благодаря чему мог пощупать империю за очень чувствительное место.

Разразившийся бунт греков грозил вовлечь Россию в большие хлопоты на Востоке. Этого не хотели ни Меттерних, ни Нессельроде, ни Александр Павлович. Но хором хотело всё русское общество. Даже дамы за рукоделием рассуждали о помощи единоверцам. Такой вот восторженный народ! Дошло до того, что в собственном министерстве чиновники разделились на два лагеря. В пору было проводить мелом границу по зелёному сукну столов.