Парни с планами (СИ)

— Женщине нужен мужчина, у мужчины должна быть подруга…*** — и тянет за собой из круга танцующих, а Стив растерянно ищет глазами Баки — якорь, за который можно зацепиться. Тот растягивает губы в ухмылке и легкомысленно машет рукой — «ступай, никаких проблем», но глаза — злые, уставшие, бесконечно далекие от всего, что творится вокруг. Стив все еще слегка одурманен происходящим, когда Виттория прижимается к нему, закидывает руку на шею и шепчет сбивчиво и жарко:

— Красивый, ты такой красивый и сильный. И волосы светлые. Мой муж был таким же. Американец, голубые глаза, все обещал увезти меня к себе в Омаху. Не успел, та самая бомбардировка в порту. А я ни с кем после… пойдем… может, повезет, и ребенок будет немного похож на него…

Стива пригвождает к месту невидимым китобойным гарпуном.

Ноги врастают в пол, шум вокруг превращается в глухую, мертвую тишину, а он видит перед собой лишь черные провалы умоляющих глаз и чувствует влажные пальцы, что все еще гладят его кожу. Кажется, он хочет сказать «простите, мэм», «нам не следует, мэм» или что-то в этом роде — язык не слушается, а в груди собирается липкий комок ужаса и сочувствия, и он не может пошевелиться и ответить, даже когда его касается знакомая, родная ладонь, стряхивает невидимые пылинки с плеча, хватает под локоть, а после бьет по спине прямо промеж лопаток.

Баки тащит его, не сопротивляющегося, резко толкает с берега и макает с головой в слишком холодную для августа воду.

— Что это было? — спрашивает он, когда Стив выныривает, отфыркиваясь, расправляя мокрый китель и лихорадочно проверяя карманы.

— Ловушка, — выдыхает Стив. — Совершенно безвыходная ловушка. Спасибо, что спас.

— У тебя было такое лицо… Словно ты действительно чего-то испугался.

Покачиваясь на нетвердых ногах, Стив выходит из мелкой речушки, нащупывает ладонью землю, прежде чем тяжело сесть, откинуться на спину и утянуть Баки за собой. Прямо на берегу, посреди лета, под ночным небом, все еще безумный, оглушенный — Лунный свет и песни о любви не выходят из моды — с набрякшими от воды карманами и немилосердно мнущейся от объятий формой.

— Забей на все, — шепчет он Баки. — Я знаю, что это неправильно.

Баки прихватывает губами мокрую прядь у виска, тянется влажными, жадными поцелуями вдоль шеи и ласкает его ртом и пальцами до тех пор, пока Стив, едва слышно всхлипывая, не расслабляется в его руках; и только после этого сам трется всем телом, мелькающими под задранной майкой сосками — о жесткий металл пуговиц, членом — о загрубевший от воды кожаный ремень, и это должно быть больно, но он счастливо и не слишком-то тихо стонет, выгибаясь, и улыбается при этом так мечтательно и лучезарно, что Стив на секунду или даже больше забывает, что чайки над водой кричат не с бруклинским выговором, а дымящая вдалеке труба — вовсе не та, которая была хорошо видна с крыши его дома.

*

Тук-тук-тук, та-да-дам, тук-тук-тук, отсчитывает ритм, становясь все более навязчивым, до тех пор пока Стив не распахивает глаза и не соображает, что длинные и короткие удары складываются в точки-тире, буквы и слова.

— Кэп, прием, прием!

Он сосредотачивается, и давно неиспользуемая им морзянка сама всплывает в памяти.

— Хоппер. Здесь Хоппер. Мне сложно. Не отвечайте, не удержу связь. Пока все наши живы. Барнс — ОК, лучше всех, — отстукивает она. — Старк ОК, хуже. Я могу вырваться в любой момент. Жду указаний. Пришли вместе — уйдем вместе. Мой папа был шерифом. Морду Барнсу набью позже. Семь три.(4)

Стальной обруч разжимает его виски, словно разом ослабив крепления. Он должен думать, соображать, но в голову не лезет ничего, кроме нестройных аккордов:

«Ты должен это помнить, поцелуй остается поцелуем, а вздох — всего лишь вздох»…

— Важные вещи не меняются с течением времени, — откликается Эль. Она не попадает ни в одну ноту, но это неважно.

— Сообщение для Барнса? — тяжело отстукивает она чуть погодя. — Я попробую.

Стив не может не волноваться, не думать о том, помнит ли Баки тот вечер в Бари, и не способен сделать ничего больше, чем раз за разом шевелить связанными руками и пытаться присесть, чтобы оттолкнуться от дна колодца, который — черт! — будто строили с линейкой под его фигуру.

— Готовность один! — прилетает ему стук примерно вечность спустя.

Стив с трудом вслушивается — сквозь навязчиво стонущий «Саммертайм» проступают глухие звуки борьбы и отрывистые, лающие — редких выстрелов, пока крышка люка высоко над головой не сдвигается в сторону и Баки не зовет его по имени, перекрикивая песню. Стив толкается ногами изо всех сил, но даже его возможностей не хватает, чтобы преодолеть трение стенок и ширину колодца. Вверх взлетает такое ругательство, за которое Стив сам себе без промедлений вымыл бы рот с мылом.

— Живой! — радостно орет сверху Баки. — Ловушка, из которой нет выхода! Вспомни вертолет в Берлине и приготовься, у меня всего лишь одна рука.

Сверху летит гибкая петля, и Стив в последний момент успевает сообразить — вдыхает, насколько позволяют путы, прежде, чем лассо захлестывает его шею, сжимается и тянет вверх, перекрывая доступ кислорода.