Паштет из соловьиных язычков

— Мы с тобой проживаем свои жизни. Любим, ненавидим, стремимся, постигаем, короче — живем! А он здесь все время один, не перерождаясь, постоянно со своими мыслями об одной, всего лишь одной прожитой им жизни! А где он живет? А как он живет? И что он, наконец, ест?

— Да уж! — вскочил с колоды Публий. — Никогда об этом не думал.

— А я думал каждый раз, когда появлялся здесь, — сказал Марк, тоже поднимаясь на ноги. — И хотя времени было всегда мало, я заметил, что мысли быстро укладывались в пучок. И потому я решил провести небольшой эксперимент. Я убил отца. Если он являлся стержнем этого порядка — все должно развалиться. Теперь нам осталось убить самих себя. И, возможно, мы никогда сюда не вернемся больше. А наш отец обретет новую жизнь! А может и нет… И вот еще вопрос: обретем ли теперь новую жизнь мы?

— В голове не умещается, — задумчиво сказал Публий, ковыряя армейским ботинком каменную площадку, на которой они стояли.

— Понятное дело, — согласился с ним Марк. — Это тебе не учебные стрельбы в присутствии полковых медсестер из санитарной части. Пойдем, посмотрим, как наш папаша жил здесь.

— Пошли, — решился Публий.

Они направились к отверстию, черневшему в скале. Солнце уже почти закатилось за горизонт, но сумерки еще только начинались, и света было пока достаточно, что позволило братьям осмотреть место существования их отца.

Пещера была небольшой и круглой. Слева от входа находились нары из мореного дуба, на которых валялся пук каких-то вонючих старых шкур. Справа от нар раскорячился каменный стол, стоявший на трех базальтовых ногах. Больше в пещере не было ничего. Ни стульев, ни шкафов, ни ложки, ни вилки, ни даже самого завалящего ночного горшка.

— На тебе! — покачал головой Публий. — Как же он тут живет?

— Жил, — поправил его Марк.

— Да, жил, — согласился Публий. — Даже очага нет. Он что, сырое мясо ел?

— Какое сырое мясо? — удивился Марк.

— Ну, вон, в небе птицы летают, — нетерпеливо взмахнул рукой Публий. — Он, наверняка, добывал их и ел.

— Для того чтобы добывать птиц, нужно оружие, — задумчиво сказал Марк. — А его здесь нет.

— Может, он секирой их рубил? — предположил Публий.

— На суп? — Марк смотрел на брата как на идиота. — Подпрыгивал до неба и рубил?

— Ты не понял! — горячо воскликнул Публий. — Возможно, птицы ночью садятся на гору и засыпают, а отец подкрадывается и рубит их секирой!

— Мгм, — промычал Марк, рассеянно рассматривая нары. — А чем же он брился? Всегда ведь безбородый, будто только что электробритву отложил в сторону.

И здесь вдруг уши братьев уловили какой-то шорох, раздавшийся со стороны выхода из пещеры. Они оба резко обернулись на звук и увидели, как на площадке горы мелькнула странная тень. Крассы молча выскочили наружу и замерли на пороге пещеры.

Возле плахи суетилось несколько странных существ. Они были обращены спинами к пещере и потому Марк с Публием не видели их морд. Зато сзади существа имели вид почти человеческий, если не считать небольших белых крыльев, торчавших из лопаток каждого из них.

Одеты они были в строгие смокинги и узкие, отглаженные в стрелочку, брюки. Головы их венчали черные помпезные цилиндры, а ступни ног каждого украшали лакированные туфли откровенно армянского вида с длинными острыми носками и высокими каблуками конической формы.

— Ну, прямо кавказские дембеля, — прошептал Публий.

Оба брата синхронно задрали головы вверх и посмотрели в серое закатное небо. Птиц там уже не было. Марк и Публий переглянулись и кивнули друг другу. Публий тут же опустил глаза вниз, обшарил взглядом каменистую площадку и, нагнувшись, принялся споро расшнуровывать один из армейских ботинков, в которые был обут.

— Ты это зачем? — так же шепотом поинтересовался у него Марк.

— Ни одного камня вокруг, — ответил Публий.

Он стащил ботинок с ноги, взял за голенище и прикинул его вес.

Тем временем птицы, копошившиеся у колоды, времени даром не теряли. Двое взяли за руки и за ноги тело Красса-старшего, взмахнули крыльями и медленно оторвались от поверхности горы. Еще парочка подхватила колоду и отправилась вслед за первой. Последняя птица (или, может быть, даже не птица, а птиц) схватила окровавленную секиру и тоже взмыла в воздух.

— Стоять! — взревел Марк-младший, бросаясь вперед.

Он попытался схватить за ноги последнего из пятерки странных распорядителей, того, который взлетал с секирой в руках. И это ему почти удалось. В его кулаке оказалась зажатой правая нога пернатого вора. Но последний дернулся и выскользнул, оставив в руках Марка-младшего лишь лакированную туфлю. Крылья его заработали сильнее, и он взмыл вверх сразу метра на два.

Но Публий тоже времени даром не терял. Он размахнулся и бросил. Звук крутящегося в воздухе тяжелого армейского ботинка разорвал тишину. Послышался хлесткий удар и туго обтянутый брюками зад пернатого вора принял на себя всю энергию умело выпущенного в полет ботинка. От такого воздействия крылатое существо чуть не рухнуло вниз! Для того чтобы удержать равновесие, ему пришлось разжать пальцы и тяжелая секира со звоном шлепнулась на площадку перед входом в пещеру.