Печать мастера

Коста закрыл глаза и потряс головой — суть многогранна и может меняться, может он не увидел с первого раза, может…

Тварь.

Он был готов поклясться — глаза наследника полыхнули желтым. На черно-белой картине. И… захотелось склонить голову и скулить от страха, так же, как в подземельях.

Коста быстро накинул покрывало обратно на доску и выдохнул.

Как это? Тварь сожрала первого сына? Что случилось — он не знал, но картину нужно уничтожить! Если это “проявленная суть” их… убьют. Картину нужно порвать! Сжечь! И сделать это может только Мастер, у него не хватит сил даже дотронуться!

— Мастер! Мастер! — Коста сбежал вниз, запнувшись на ступеньках и пролетел треть лестницы кубарем, вывалился в коридор первого яруса. — М-м-мастер!!!

Наставник Хо спал.

Прямо на стуле, откинувшись назад в неудобной позе — голова свесилась на бок, руки соскользнули вниз. Спал и — храпел. С присвистом. Пустая бутыль валялась под столом.

Коста потратил пять мгновений, пытаясь растолкать старика, но только добился того, что тот рухнул на пол, свернулся калачиком и снова сладко захрапел, подложив ладонь под щеку.

— Да что же это такое, Великий!!

Коста пнул бутылку и притащил сверху плед. Укрыл как мог и подбросил дров в очаг на ночь, чтоб не замерз. Потом поднялся, построил баррикаду перед дверью спальни из стульев и ширм — если наставник проснется и пойдет, он обязательно услышит, и скажет мастеру, что такое показывать нельзя — ни в коем случае!

…

Коста спал тревожно, караулил, прислушиваясь к каждому шороху, и провалился в сон, только когда по краешку неба появились первые всполохи зари, и — проспал.

А утром картина и наставник Хо — исчезли.

***

Утро следующего дня

Старый Керн, пекарня

— Уходил на самой заре?

— Раньше, — ворчливо поправила мистрис, недовольная тем, что приходится повторять второй раз. — Сказано же уже — как только рассвело чуть, так и скрипнула дверь, в аккурат по воду ходила, смотрю — господин мастер Хо.

— С длинным тубусом? — переспросил Коста.

— И тубус при нем! Вывеску с флигеля открутил значится, прибрал, и так и двинулся в сторону северных ворот по улице.

Коста мысленно представил карту — в сторону северных, значит точно в клан Блау. Пока дойдет, если не возьмет сани по дороге, пока там, пока обратно.

— Новости! Последние новости! Из-за хребта! — сияющая дочь хозяйки влетела в лавку.

— Цыть, свирестель, говори по порядку, — осадила мистрис.

— Да что говорить, — затараторила та, — на рынке говорят, к обеду весь город знать будет. Всё — вышло время! Экспедицию объявили пропавшей, из двух кораблей не вернулся ни один, — та почти приплясывала на месте. — Как и первые две. Теперь четвертую снаряжать.

Коста выдохнул.

Вложенного труда было жалко — четыре декады в доках, жалко матросов, артефакты, команду… но от облегчения, которое накатило — ослабли ноги. Раз корабли не вернулись — их договор с Нейро силы не имеет, и слово тоже.

— Все спорят о том, как же так! В этот раз сама жрица Нимы говорила, что “Эспа” придет первой!

— Говорила, какой корабль придет первым, но… жрица не сказала — куда. Куда корабль придет первым? И не сказала, что — вернется. — Веско поправила дочь хозяйка. — Жрицы говорят всякое… судить их слова надо не людским судом, что там им ведомо… Мне вот тоже было сказано — старшая дочь будет женой сира… и где это всё?

***

Коста собрал вещи заранее — баулы переложил дважды, распределил мешочки с сухарями, свернул и убрал рисунки и свитки в тубусы, тщательно упаковал краски и принадлежности, порадовался, что успел заказать новые чуни до отъезда, а мастер-ремесленник успел сделать.

Выставил вещи вниз у двери, замотал и тщательно перетянул вывеску бечевой и приготовился ждать наставника, изредка таская из кармана по одной сладкой сушеной бусине боярышника — долго катая каждую во рту, чтобы растянуть удовольствие.

Ягоды ему сунула в пекарне мистрис, тайком, сразу в карман, чтобы не видела дочь. Небольшая горсточка. Теплая рука, пахнущая мукой и маслом мягко коснулась волос — и сразу — оддернулась, как будто вдова сама смутилась нежданной ласке и тут же прикрикнула на него: “Всё, уходи! Мешаешь работать!”

***

Наставник вернулся в обед. Без тубуса и уже пьяным. Отпихнул Косту в сторону, закрылся в спальне и — вырубился.

Вопросы — “Как все прошло, мастер Хо? И что с картиной?” — остались без ответов.