Пелопоннесская война

Это было серьезной ошибкой, ведь теперь триерархам не оставалось ничего другого, как перейти к защите. Они не отрицали масштабов бури, но возлагали вину за неудачное спасение на стратегов. Должно быть, они сетовали на то, что стратеги потратили драгоценное время на бессмысленное преследование врага, вместо того чтобы самим помочь пострадавшим в битве, и на запоздавший из-за споров на Аргинусах приказ о начале спасательной операции. К тому моменту, когда этот приказ дошел до триерархов, выполнить его уже было невозможно из-за шторма. Такая защита возымела эффект: когда письмо стратегов прочли на собрании, народ тут же вознегодовал на триерархов, «но, после того как те высказались в свою защиту, гнев вновь был направлен на стратегов» (Диодор XIII.101.4). Собрание постановило отрешить стратегов от их постов и приказало им явиться в Афины и предстать перед судом. Двое из них бежали немедля; остальным же, по-видимому, предстояло пройти процедуру, которая называлась эвтина, – обычный итоговый доклад полководца по завершении им срока службы, начинавшийся с финансового отчета, но включавший в себя и все прочие аспекты деятельности военачальника.

Первым был допрошен, а затем привлечен к суду Эрасинид. Его признали виновным в незаконном присвоении государственных денег и пренебрежении должностными обязанностями, после чего заключили в тюрьму. Вероятно, с него начали потому, что он был легкой мишенью, или же по той причине, что именно он, как стало известно, предложил в ходе совещания на Аргинусах забыть о пострадавших и погибших в битве и двинуться всем флотом в Митилену. Далее перед Советом пятисот со своими докладами выступили остальные пять стратегов. Следуя своей изначальной тактике, они заявили, что в произошедшем виновата только погода. Возможно, узнав, что оба триерарха избежали ответственности по предъявленным им обвинениям, стратеги надеялись восстановить единую линию защиты, но если так, то они опоздали. Совет вынес решение взять оставшихся пятерых стратегов под стражу и передать их дело на рассмотрение народного собрания в его функции судебного органа. Там Ферамен зачитал первое письмо стратегов, в котором они указывали на бурю как на единственную причину произошедшего, и вместе с другими обвинил их в гибели выживших и непогребении павших.

Как мы можем догадаться, Ферамен и Фрасибул были рассержены тем, что стратеги отступили от согласованной версии событий и сыграли против них. Триерархи также могли считать, что возвращаться к первоначальной тактике уже слишком поздно. Теперь, зная все подробности, афиняне наверняка станут искать виноватых и сурово их покарают. Вопрос был лишь в том, кто попадет под удар. Ферамен преуспел в своем напоре, и злость афинян обрушилась на стратегов. На собрании их сторонников криками заставили замолчать и не дали обвиняемым положенного времени на то, чтобы произнести речь в свою защиту. Оказавшись под таким давлением, они, разумеется, выступили против тех, кто их обвинял. Они настаивали на том, что ответственность за спасение пострадавших и сбор трупов была возложена на Ферамена и Фрасибула: «Если уж хотеть во что бы то ни стало кого-нибудь обвинить за то, что жертвы морского боя не были подобраны, то в качестве обвиняемых могут предстать только те, кому это было поручено сделать». При этом они не отрекались и от исходной линии защиты, заявляя, что «ужасная буря была единственной причиной того, что пострадавших в бою не удалось подобрать» (Ксенофонт, Греческая история I.7.6). Для подтверждения своих слов они привлекли свидетельства кормчих и моряков, и это произвело на слушателей сильное действие. Собрание было готово согласиться с тем, что стратеги последовательно придерживались единой версии произошедшего, но при этом умолчали о поручении, данном триерархам, из соображений порядочности, а также потому, что буря в любом случае сделала его выполнение невозможным.

Ксенофонт сообщает, что стратеги уже «склоняли народное собрание к снисхождению» (Греческая история I.7.6), и всем казалось, что будет принято умеренное и разумное решение, но тут в дело вмешался случай. Раньше, чем могло начаться голосование, стемнело, и поэтому собрание решило отложить оглашение вердикта до следующего дня и постановило, что Совет пятисот должен внести предложение по процедуре судебного процесса.