Читаем Переможців не судять полностью

Дев’ятеро людей поспіхом спускалися крутими металевими сходами. У кожного було по два пістолети «ТТ», а двоє були озброєні важкими автоматами ППШ з круглими дисками, новинкою, зброєю, яку рахували в управлінні поштучно. У камеру зайти побоялися, тому відкрили «кормушку» та випустили половину диска, а це більше трьох десятків набоїв, навмання. Там людей було, як оселедців у бочці. Пхали їх у камери стільки, скільки влазило. Щоб поспати, вкладалися, наче шпроти у банках, а переверталися з боку на бік за командою, раз на годину. У такій тисняві кожна куля влучала у ціль. Ще не встигла затихнути луна від глухих пострілів, у камеру увірвалися шестеро з пістолетами і почали добивати тих, хто ще був живий. За десять хвилин усе було скінчено. У сусідніх камерах почули постріли, і там почався страшенний гармидер. Люди гримали у двері, кричали, молилися, плакали… Кожний по-всякому зустрічає свою смерть… Щоб попередити спроби блокувати «кормушки», а Скворцов передбачив і це, похапцем у кожну закинули по парі «лимонок». Двері добряче струсонуло, але міцний метал витримав. Поки люди відходили від страшних наслідків потужних вибухів у закритому просторі не дуже великих камер, відкривалася «кормушка», звучала черга з ППШ, а потім кілька чоловік добивали живих. За дві години усе було закінчено. Усі двері камер були розчахнуті, але виходити з них було нікому, жодної живої людини не залишилося, кожного здогнала куля… Жодної… І кров… Кров, паруючи у холодному, навіть влітку, підвалі, повільно натікала на підлогу, густіла та темніла на очах, збираючись у великі калюжі. Калюжі з’єднувались струмочками, перетворюючись на єдину велику калюжу, яка заполонила підлогу в усіх камерах.

— Мама моя дорогая… — пробурмотів Гребінкін, наче тільки зараз оцінивши, що вони накоїли.

— Известью бы надо… — неголосно сказал Скворцов.

— Кого? Зачем? — не зрозумів Гребінкін.

— Кого… Кого… Этих! — він мотнув головою у бік камер, — мы уйдём, тут через час родственники будут… Начнутся узнавания, крик… Шум… А так никто никого не узнает, и концы в воду! Озаботься, Гребенкин! Поищи известь, засыпь тут всё… Для дезинфекции, скажем так…

За кілька годин, трясучись у кузові полуторки, яка підстрибувала на бруківці, Гребінкін збив сургуч з пляшки горілки і майже усю, наче воду, її випив.

— Эй, ты чего?.. — тицьнув його кулаком у бік сусід, — озверел совсем? Командир увидит — шкуру спустит с живого…

— Отвали… Именно озверел… — Гребінкін голосно гикнув, — мне сейчас всё равно… По крови, как по воде… А?

У кабіні тієї ж полуторки їхав Скворцов. Він дивився на дорогу очима, які нічого не бачили. Капітан Вадіс, якому він доповів про виконання завдання, лише схвально кивнув головою і за мить забув про ту тисячу загублених душ. Він вже зайнявся іншими справами, але помітив, що Скворцов наче трохи не при собі, відклав в сторону папірець, який почав читати, і уважно глянув на нього.

— Пётр Николаевич! Не распускайтесь! Война! Вы понимаете? Война! А нас разве немцы жалеют?

— А разве в подвале были немцы?

— Пособники! Эти же ещё хуже! Немцы идут в открытую, а эти стреляют в спину! Да что я вам рассказываю? А то сами не знаете!

— Да знаю… Знаю… Но как-то не по себе… И не все же пособники…

— Скворцов! Поговори мне ещё! Доболтаешься! Я твоих слов не слышал, а ты их не говорил! Марш собираться! Через час выезжаем! Семью отправил?

— Да у меня одна жена… На втором месяце… Связистов еще вчера отправили.

I Скворцов важко зітхнув.

Різкий удар перервав його роздуми. Водій вдарив по гальмах і він в’їхав головою у лобове скло. Поруч з машиною виросла чорно-коричнева стіна, труснуло так, що, здалося, мало печінка не вилетіла з рота. Ще раз, тільки трохи далі… Ще! Низько, над самою дорогою, прямо на машину стрімко нісся літак. Під його крилами запалахкотіли жовті квіточки. Лобове скло розлетілося на друзки. Водія, який навіть не встиг зняти руки з керма, відкинуло назад. Скворцов мигцем побачив, що крупнокаліберною кулею водію знесло півголови. Не чекаючи, коли машина повністю зупиниться, він вивалився сторчголов з кабіни. Полуторка проїхала ще метрів з десять і зупинилася. Літак ще раз пронісся над машиною, обстрілюючи її з кулемета, але не поцілив. Хтось із бійців зістрибнув з машини й побіг кудись убік.

— Ложись, дурак! Ложись, мать твою… — загорлав Скворцов.

І той впав, наче підкошений, але якось неприродно. З кузова більш ніхто не вилазив. Вичекавши кілька хвилин, Скворцов підбіг до бійця, але той був убитий наповал кулею прямо у серце. Капітан кинувся до машини, вплигнув на колесо і глянув у кузов. Там, обличчям донизу, лежав Гребінкін.

— Иван! Иван!! Эх, Ванька…

У відповідь почулося невиразне мукання.

— Ванька! Ты живой?! Иван!!

Капітан одним рухом злетів у кузов і схопив за плечі Гребінкіна:

— Живой?! Гребенкин!!!

— Да пошел ты… Засранцы… Всех урою… Грххх…

В обличчя Скворцову вдарив густий запах горілки.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Три повести
Три повести

В книгу вошли три известные повести советского писателя Владимира Лидина, посвященные борьбе советского народа за свое будущее.Действие повести «Великий или Тихий» происходит в пору первой пятилетки, когда на Дальнем Востоке шла тяжелая, порой мучительная перестройка и молодым, свежим силам противостояла косность, неумение работать, а иногда и прямое сопротивление враждебных сил.Повесть «Большая река» посвящена проблеме поисков водоисточников в районе вечной мерзлоты. От решения этой проблемы в свое время зависела пропускная способность Великого Сибирского пути и обороноспособность Дальнего Востока. Судьба нанайского народа, который спасла от вымирания Октябрьская революция, мужественные характеры нанайцев, упорный труд советских изыскателей — все это составляет содержание повести «Большая река».В повести «Изгнание» — о борьбе советского народа против фашистских захватчиков — автор рассказывает о мужестве украинских шахтеров, уходивших в партизанские отряды, о подпольной работе в Харькове, прослеживает судьбы главных героев с первых дней войны до победы над врагом.

Владимир Германович Лидин

Проза о войне
Если кто меня слышит. Легенда крепости Бадабер
Если кто меня слышит. Легенда крепости Бадабер

В романе впервые представлена подробно выстроенная художественная версия малоизвестного, одновременно символического события последних лет советской эпохи — восстания наших и афганских военнопленных в апреле 1985 года в пакистанской крепости Бадабер. Впервые в отечественной беллетристике приоткрыт занавес таинственности над самой закрытой из советских спецслужб — Главным Разведывательным Управлением Генерального Штаба ВС СССР. Впервые рассказано об уникальном вузе страны, в советское время называвшемся Военным институтом иностранных языков. Впервые авторская версия описываемых событий исходит от профессиональных востоковедов-практиков, предложивших, в том числе, краткую «художественную энциклопедию» десятилетней афганской войны. Творческий союз писателя Андрея Константинова и журналиста Бориса Подопригоры впервые обрёл полноценное литературное значение после их совместного дебюта — военного романа «Рота». Только теперь правда участника чеченской войны дополнена правдой о войне афганской. Впервые военный роман побуждает осмыслить современные истоки нашего национального достоинства. «Если кто меня слышит» звучит как призыв его сохранить.

Андрей Константинов , Борис Александрович Подопригора , Борис Подопригора

Проза / Проза о войне / Военная проза