Персидская литература IX–XVIII веков. Том 1. Персидская литература домонгольского времени (IX – начало XIII в.). Период формирования канона: ранняя к

Следует отметить, что для касыд Хакани характерны концовки в форме молитвы (ду‘а), выделяемой прямым обращением к Богу. В данной касыде эта молитва содержит характерные для творчества Хакани мотивы порицания Ширвана, утверждения бессмертия поэзии и просьбу о божественном заступничестве:

Восхваление розы Пророка – память о Хакани,
Оттого что при подсчете Господь наделил его неисчислимыми
                                                                             дарами.
У кого хватит силы унизить мою речь в глазах чужих,
Кто бросит в грязь драгоценное зерно жемчужины?
О Господи! Избавь его от этого узилища,
Ведь Ширван – это язва городов, а недруги – исчадье тварей
                                                                                 земных!
Будь защитником его души среди этих неразрешимых
                                                                       трудностей,
Ведь до Тебя скорее доходят молитвы скитальцев.

Авторской манере Хакани присущи различные трансформации стандартных касыдных зачинов, подчас очень сложные. Примером такого многоступенчатого переосмысления исходной модели «зачина катастрофы» может служить поминальная касыда Хакани «Напев убитого горем» (Тараннум ал-мусаб), написанная поэтом на смерть сына Амира Рашид ад-Дина. Как и многие другие касыды ширванского поэта, она содержит не один, а несколько самостоятельных зачинов, выделяемых повтором парной рифмы. Приведем начальный фрагмент первого зачина этой касыды:

На рассвете источник кровавых слез сердца откройте,
[Слезу] утренней росы из влажного нарцисса пролейте.
По капле перлы слез уроните, будто бы
Узел на нитке четок развяжите.
Земля жаждет крови – из родника сердца
Воду, охваченную пламенем, ибо открылось жерло преисподней,
                                                                               пролейте.
Снова из родника кровавых слез, как розами, [падающими]
                                                                       одна за другой,
Сморщенное лицо, словно желтую скатерть, разгладьте.
Селевой поток крови из сердца хлынул на крышу присутствия
                                                                                    духа –
Стрелам ресниц путь для полета откройте.
Сверху сель обрушивается вниз, а ваш селевой поток
Хоть и пребывает в низине, ему путь наверх (от сердца
                                                                 к глазам) откройте.
Подобно тому, как чернота винограда дает красный сок, вы
Красноте крови из черноты глаза [проход] откройте…
Если слёзы не могут найти дороги к ресницам, ресницам
Дорогу к слезам, которой у них нет, откройте.
Если до Кундуза ресниц не знает дороги Атил[48]

,Путь Атила в Кундуз Каспием проложите.
Скрижаль назиданий, принадлежащую разуму, с терпением
                                                                              прочтите,
Тяготы печали, принадлежащие душе, из груди выпустите.
Красавицы глаз стали беременны младенцами кровавых
                                                                              [слез],
Путь этому бремени, знающему свой срок, откройте.

Первая часть первого вступления к касыде Хакани построена на ключевом мотиве кровавых слез скорбящего отца. Ей придана форма описания вселенской катастрофы. Наряду с образами горной лавины, селевого потока, Волги и Каспия, затопивших Кундуз, в зачине присутствуют образные блоки, связанные с эсхатологической картиной «конца времен» – разомкнутый обруч небес, разъятые позвонки мира, разверзшееся огненное жерло преисподней. В приведенной части вступления практически отсутствуют элементы событийности – поэт как бы призывает весь мир к апокалипсису. Следует подчеркнуть, что в начальном стихе пунктирно намечена весенняя календарная тема, введенная образами занимающейся алой зари и нарцисса в каплях росы. В дальнейшем она замещается описанием всеобщего бедствия, в котором, однако, весенняя образность тоже присутствует.

Оплакивая безвременно ушедшего сына, Хакани рисует его смерть как нарушение гармоничного состояния мира. Мотивы любования природой и пиршественного веселья, характерные для «весенних» касыд, даны в противительной интерпретации.