Персидская литература IX–XVIII веков. Том 1. Персидская литература домонгольского времени (IX – начало XIII в.). Период формирования канона: ранняя к

Ночь моя – силки солнца, скажи – это локон любимой.
Это ночь? Или я ошибся? Это ведь – праздник судьбы.
Если мускусная железа рая осталась ночью пустой, я этого
                                                                                не знаю,
Я знаю, что для меня мускусная железа ночи – рай, явившийся
                                                                                 воочию.
Слеза моя от радости пустилась в пляс на золотом ковре[50]

,Когда душа моя услышала: «О Господи! Это свидание
                                                                          с любимой!».
Покой обрели семь членов моего тела[51], когда [ее тело]
                                                    пребывало в беспокойстве,
Из-за седьмой завесы показала она лик, словно это – ранняя
                                                                                    весна.
Когда я пал к ее ногам, словно ее золотой браслет, сказала она:
«Ты словно браслеты у меня на ногах – и из золота сделан,
                                                                  и звонко плачешь».
[Целуя] в беспамятстве, я поранил ее уста, ведь
Если у Джама есть перстень, то в перстне печатка – она.
Когда от раны, нанесенной моими зубами, остался след на ее
                                                                                     губах,
Соперник сказал ей: «Думаю, у тебя на губах лихорадка».
Уста свои спасала она от моих уст, а я сказал: «Сохрани
                                                                                Господь!
Я жажду мести за [пролитую] кровь, здесь нет места для
                                                                             пощады!».
Наружностью была как солнце, одежды сбросила как утро,
Заключил я ее в объятия и сказал: «Я обнимаю луну».
Пришел соперник, а я прогоню его прочь. Он нахмурил брови,
Мол, разве ты не знаешь, что она нам – преданная подруга?
Нет у мира лучшего воспоминания, чем стихи Хакани,
А благодаря сиянию славы справедливого повелителя эта
                                                      память еще прекраснее.

Если бы не последний бейт, содержащий формулу славословия и прямое указание на адресата стихотворения, то оно подошло бы под определение традиционной газели о счастливом свидании.

В другой панегирической газели Хакани имя повелителя названо прямо – стихотворение посвящено одному из Ширваншахов Ахсатану I (1160–1196) и заканчивается так:

Душа Хакани уже один раз была убита печалью,
Как же ты убьешь ее повторно, где же ты ее найдешь?
Сегодня ему выпало счастье в украшении речей,
Как царю Ахсатану [оно выпало] в абсолютной власти.

Тематика газелей Хакани показывает, что его лирика тесно связана с ведущими литературными тенденциями эпохи. Придворные поэты всё активнее включают в газель философско-дидактические и аллегорические мотивы, вошедшие в моду под воздействием суфийской и исмаилитской литературы. Хакани, склонный к религиозно-философской рефлексии в касыде, не чуждается ее и в газели. Среди его лирических стихотворений подобной направленности есть и такое:

Преклони главу в небытие и призови друзей.
Если жаждешь [исходящего] от них аромата верности,
                                                              призови их.
Встань над миром и ищи единомышленников.
Иди на дно моря и ищи кораллы.
Центр земли не будет местом твоего пребывания.
Ищи образца во вращающемся небосводе.
Если ты поставишь в середине накрытый стол души,
Сделай душу посредником и позови гостей.
На земле поселился целый сонм шайтанов,
Зажги свечу и позови Сулаймана.
О израненное сердце Хакани, восстань!
Достигни благородных и попроси исцеления!

(Перевод Е.О. Акимушкиной)