Персидская литература IX–XVIII веков. Том 1. Персидская литература домонгольского времени (IX – начало XIII в.). Период формирования канона: ранняя к

Вчера под вечер появилась в моих дверях она, хмельная и
                                                                взволнованная,
Подобная двухнедельной луне, и [потому] дружная с каждой
                                                               из семи [планет].
Ее пленительные локоны извивались и скручивались
                                                                         кольцами,
Ее губительные глаза в полудреме были полны неги.
Вскочил я с места и подбежал к ней со словами привета,
Крепко обнял ее, как вьюк сахара.
Сказала она: «Спроси меня, откуда я прибыла, [и расскажи]
                                                                                  сам,
Когда вернулся, не умер ли от усталости и как твои дела».
Ответил я: «В тоске по тебе дела мои шли скверно,
Но от радости встречи с тобой они нынче стали, как картинка.
С тех пор, как я не держал тебя в объятиях, словно чанг

,Я непрестанно издавал горькие стоны, как басовые струны
                                                                              чанга».
Она уселась и повела рассказ о том, что приключилось
                                                        с первого дня разлуки,
И рассказ ее был красноречив и трогателен.
Со слезами она говорила: «В конце концов,
Стал для меня непосилен груз ожидания в разлуке с тобой!
Слава Богу, однажды мы [здесь] были вместе,
А теперь снова встретились в этом краю.
Эта история переходила из уст в уста, пока я, наконец,
Не рассказала ее тебе и не завоевала твое доверие.
Попала та история в число поэтических мотивов,
                                                      и скандировали ее поэты,
Облекая в сложные размеры и причудливые метафоры».
Сказала она: «Пусть я пьяна и утомлена, задавай мне вопросы,
Поскольку один-два секрета этой поэтической манеры
                                                   не скрыты, но и не явлены».
Спросил я: «Что является причиной вращения небосвода,
Если под вращающимся сводом это бывает правым и левым?
На пиру этому бы позавидовала ветка осенней порой,
В щедрости это пристыдило бы облако весной.
Основа его существования в разветвлении из единого корня,
Имеет это тот же порядок, что семь [планет] и четыре
                                                                            [стихии]».
Она ответила: «Это рука наместника султана Востока и Запада,
Того, кто выбран из всех в мире и является советником
                                                                             государя,
Маудуда Ахмада ‘Исма, того, кто благодаря знанию дела
Держит в руке воли узду мира».
Спросил: «Что это такое, если оно – тело без души,
И в младенчестве его кормилицей был утренний ветерок,
                                                              а матерью – ручей?
Оно усмиряет волны смуты, оно – день, прогоняющий ночь,
От него тучнеет царство, хоть само оно – тонкое деревце или
                                                                  месяц на ущербе.
Порой в натуру слова оно вкладывает разумную душу,
Порой на берегу реки выращивает царственную жемчужину».
Она ответила: «Это перо [государева] наместника, советника
                                                                   Востока и Запада,
Это – благое проявление его добродетели и мудрого правления
                                                                         в день приема.
Перо Маудуда Ахмада ‘Исма, благодаря местопребыванию
                                                                                 которого
Упрочилось здание веры, и укрепились устои государства».
Я сказал: «Если захотел бы я тебя испытать в [искусстве
                                                                      сложения] касыд,
То сказанное тобой в восхвалении было бы целью жизни!
Твоя способность творить [в стихах] чудеса может произвести
                                                                            впечатление»,
А она сказала: «Довольно рассуждать, ступай, неси чернила и
                                                                                     калам».
Поднялся я и поставил перед ней чернильницу и калам,
Перед той моей несравненной подругой и красноречивой
                                                                           собеседницей.
Взяла она перо и бумагу и, торопясь,
Написала скоренько вот эту касыду, блестящую и свежую…