Персидская литература IX–XVIII веков. Том 1. Персидская литература домонгольского времени (IX – начало XIII в.). Период формирования канона: ранняя к

В этом месте Анвари прибегает к приему возобновления парной рифмы в одном из бейтов в середине касыды (тадждид-и матла‘), чем достигается эффект «касыда в касыде». При этом «вставная» касыда представляет собой образец так называемой ограниченной (махдуд), то есть лишенной вступительной части и содержащей только панегирик. Первым к такому композиционному приему в персидской касыде прибег Фаррухи, а до совершенства схему касыд с множественными зачинами, начинающимися с возобновления парной рифмы, довел Хакани.

У Анвари далее следует панегирик, начинающийся такими стихами:

О, удел твоего благополучия – [солнечный] день судьбы!
О, сень твоего [покровительства] над нашим временем –
                                                             мудрость Создателя!
Всевластен ты в своих повелениях над всякой тварью земной,
Словно небосвод, изливаешь ты щедрость на любое существо,
                                                                      словно солнце.
Твое благоразумие сегодня – силок и приманка для дня
                                                                          вчерашнего,
Твоя щедрость в этом году создала наличность и кредит года
                                                                              прошлого…

Приведенный зачин и фрагмент мадха включают уже знакомые нам структурные и смысловые компоненты: описание красавицы, диалог влюбленных, образующий ядро повествовательной части вступления, две загадки, также оформленные в виде диалога (вопрос влюбленного – ответ возлюбленной). Загадки не только организуют переход к славословию с традиционным для тахаллуса упоминанием имени адресата, но и составляют еще одну группу описательных мотивов, поскольку предметы загадываются перечислением их качеств. Вступительная часть выдержана в слегка шутливой манере, что сказывается прежде всего в употребляемой лексике.

В ироническом тоне выдержаны и многие кыт‘а Анвари, особенно стихотворные прошения. Некоторые из них объемны, достигают 15–17 бейтов, и просьба в них излагается достаточно обстоятельно. Другие представляют собой короткие записки в 2–3 стиха. В изданиях Дивана они, как правило, озаглавлены «Шутка» или «В качестве просьбы». Такие прошения явно служили одновременно и для увеселения адресата, что, видимо, должно было облегчить выполнение изложенной просьбы. В них применяются те же смеховые приемы, которые позже в XIII в. можно наблюдать в творчестве поэтов исфаханской школы, отшлифовавшие до блеска жанр стихотворных прошений. Кыт‘а Анвари содержит шутливый диалог поэта и его барана:

Сказал я своему барану: «Ешь солому,
Вон сколько заготовлено тебе ее из трав».
Он просит: «Ячменя!» – «Да где ж мне взять?» – кричу я.
Баран свое: «Не на запоре дверь у хлебопашца».
«Куда же мне идти за ячменем? –
Я говорю ему. – Забота мне с тобой!»
«Ты у Камала ибн Мас‘уда попроси, – баран в ответ, –
Сей муж святой отменно щедр в подарках».
О благодетель, смысл спора нашего пойми:
Раз я молчу – баран уста отверз.
Так прояви свое великодушье:
Баран в мольбе припал на обе ноги!

(Перевод З.И. Ворожейкиной)

Служба Анвари при султане Санджаре была не менее успешной, чем карьера его предшественника Му‘иззи. Анвари пережил своего патрона, который умер в 1157 г., и впоследствии служил разным правителям Хорасана.

Полагают, что решение прервать придворную карьеру посетило поэта примерно в 1185 г. Анвари как астролог предсказал на этот год сильнейшее стихийное бедствие – ураган, вызванный парадом пяти или семи планет. Испуганные предсказанием люди прятались в убежища, но катастрофы не произошло. Анвари осмеяли за ошибку, намеки на которую можно найти даже в стихах поэтов – его современников.