Персидская литература IX–XVIII веков. Том 1. Персидская литература домонгольского времени (IX – начало XIII в.). Период формирования канона: ранняя к

О брат, послушай одну загадку о поэзии и мастерстве поэта,
Чтобы кого-то из нас, горстки попрошаек, не принять за
                                                                              человека.
Знай, что в государстве не обойтись без ничтожного мусорщика.
Не дай Бог, смотри, не относись легкомысленно к этим
                                                                              словам.
Поскольку, если тебе понадобится убрать нечистоты,
Нужен носильщик, ведь ты не сможешь выгрести их сам.
Разве битва Халида завершилась бы победой без Джа‘фара?!
Потому-то один понимает в ткачестве, другой –
                                                                       в земледелии[37]

.А вот если не будет поэта, какой ущерб будет нанесен
Устройству мира, если взглянуть с точки зрения разума?
Поскольку для человека помощь [другим] – условие общего
                                                                                   труда,
Зарабатывать на хлеб ремеслом мусорщика лучше, чем
                                                                      стихотворством.

(Перевод М.Л. Рейснер и Н.Ю. Чалисовой)

Несмотря на то, что средневековая традиция считала Анвари непревзойденным мастером панегирика, поэт являет собой фигуру, достаточно характерную для своего века, а значит, отразившую все его сложности и противоречия. Будущий поэт получил образование в Хорасане, одном из главных центров иранского суфизма, и, следовательно, не мог не испытать воздействия мистического мировоззрения, что недвусмысленно демонстрирует его лирика малых форм, прежде всего газель. Можно лишь гадать, в какой степени поэт был приверженцем суфийских доктрин, но очевидно, что мистическая символика и порождаемый ею в поэзии высокий духовный пафос оказались для него чрезвычайно привлекательны.

В Диване Анвари можно наблюдать общую тенденцию персидской поэзии данного периода, проявляющуюся в росте популярности газели и увеличении доли соответствующих разделов в составе собраний поэтических произведений (впервые газели уравнялись с касыдами). Газели поэта демонстрируют достаточное разнообразие тематики, диктуемое сочетанием в его творчестве традиций суфийской и светской газели. Вслед за суфийскими поэтами Анвари ставит подпись в значительной части стихотворений (в 111 из 322). При этом теоретически он продолжает воспринимать термин газал в его старом, арабском значении, подразумевавшем любовную тему в поэзии. Об этом свидетельствует приведенная ранее кыт‘а в порицание придворного стихотворства, в которой поставлены в один ряд тематические разновидности поэзии – любовные стихи (газал), восхваления (мадх) и поношения (хиджа).

В этой связи понятно и явное предпочтение, отдаваемое поэтом любовным мотивам в газели. Однако сами эти мотивы разрабатываются у Анвари совершенно в ином ключе, чем у Му‘иззи или Адиба Сабира Тирмизи. В любовной лирике Анвари существенные изменения претерпевает образ возлюбленной. Поэт постоянно подчеркивает несказанность, сокровенность, беспредельность ее красоты. В одной из газелей Анвари с радифом «не вмещает», на которую составляли ответы многие поэты следующих поколений, идея сверхъ естественности возлюбленной выражена с предельной ясностью:

Красоту твою вселенная не вмещает,
Имени твоего вселенная не вмещает.
Тайна [моей] любви к тебе не может не раскрыться,
Ибо разум и душа ее не вмещают.
Я настолько сроднился с тоской по тебе,
Что сердца моего грудь не вмещает.
Жажды свидания с тобой у меня нет,
Ибо обещания твоего язык не вмещает.
Не скрывай свой лик, ибо тайну моего сердца
Область сокровенного больше не вмещает.
Ты говоришь: «Из-за моей красоты лика, подобного луне,
Небесный свод не вмещает!»
Стоит ли удивляться, что в стихах Анвари тоже
Словесные выражения значений не вмещают?

Наряду с чисто мистическими текстами у Анвари представлены и сугубо светские газели, в том числе и панегирические. В них к царственному адресату поэт обращается, как к жестокой красавице: