Персидская литература IX–XVIII веков. Том 1. Персидская литература домонгольского времени (IX – начало XIII в.). Период формирования канона: ранняя к

Позже в Балхе поэт попадает в эпицентр еще одного скандала. На этот раз ему приписали анонимный пасквиль на жителей этого города. Оскорбленные обитатели Балха схватили Анвари и подвергли его унизительному наказанию: посадили задом наперед на осла и, обрядив в шутовской колпак, провезли по всему городу на потеху зевакам. Поэт оправдался касыдой-клятвой (сауганд-нама), однако событие сильно повлияло на его положение в обществе. Считается, что именно после этого Анвари удалился от двора и стал вести уединенный образ жизни. Несколько раз он получал приглашения от разных правителей, но неизменно отвечал отказом. При этом он до конца дней состоял в оживленной переписке со многими государственными и литературными деятелями своего времени.

Поворот судьбы заставил Анвари пересмотреть взгляды на профессию придворного стихотворца и осудить свое прежнее занятие в философско-дидактических стихотворениях-кыт‘а, напоминающих по своему пафосу стихи Насир-и Хусрава. Вот самое знаменитое из подобных стихотворений:

Спросил меня вчера влюбленный мальчишка: «Сочиняешь ли
                                                                           ты газели?».
Я ответил: «От сочинения славословий и поношений
                                                                         я отказался».
Спросил он: «Как же так?», а я ему отвечал: «Эта дорога завела
                                                                                   в тупик.
То, что ушло, никогда не вернется из небытия.
Я слагал любовные газели, славословия и поношения,
Поскольку был одержим вожделением, жадностью и злобой.
Вот один [поэт], который ночи напролет только и думает
                                                                             о том,
Откуда и как раздобыть пять дирхемов.
А вот другой, который целыми днями озабочен тем,
Как бы ему описать уста, подобные сахару, и закрученный
                                                                                 локон.
А вот третий, который, словно раненый пес, находит
                                                               успокоение лишь в том,
Чтобы одолеть слабого и одержать над ним верх.
Поскольку Господь от этих трех собак меня,
                                немощного раба, избавил по своей милости,
Упаси меня Бог [отныне] слагать газели, славословия и
                                                                              поношения,
Ведь я довольно притеснял свою душу и угнетал разум.
Анвари, болтовня – это не занятие для [достойных] мужей,
Поскольку ты однажды этим занимался, ныне будь по-мужски
                                                                                   стойким.
Избери уединение и ищи пути спасения,
Ведь очень скоро для тебя все закончится – через два-три
                                                                               мгновения.

Покаянная тональность этого стихотворения, а также мотивы концовки типичны для жанра зухдийат.

Интересно, что рассуждения Анвари о побудительных причинах сочинения стихов практически дословно воспроизводят традиционное представление средневековых ученых о жанрах светской поэзии как о словесном выражении человеческих страстей. Так, в сочинении известного арабского филолога XI в. Ибн Рашика «Опора в красотах поэзии, ее науках и критике» (ал-‘Умда фи махасин аш-ши‘р ва адабих ва накдих) можно найти следующее суждение: «Оснований поэзии четыре: поиск выгоды, страх, страсть и гнев. С поиском выгоды соотносится восхваление и благодарение (шукр), со страхом – извинение (и‘тизар) и умилостивление (исти‘раф), со страстью – влюбленность и нежное воспевание женщины, с гневом – поношение, угроза (тава‘уд) и упрек (‘итаб), причиняющий боль» (перевод Д.В. Фролова).

Перу Анвари принадлежит и целая касыда, написанная в порицание профессии придворного поэта, в которой ремесло мусорщика поэт полагает более полезным для людей, чем занятие сочинителя стихов.