Персидская литература IX–XVIII веков. Том 2. Персидская литература в XIII–XVIII вв. Зрелая и поздняя классика

Превращается в сласти на пиру, если сладостным становится
                                                                                            Слово,
Словно кровь, его не спрятать [в ране], если стало
                                                                        красочным Слово.
Раздумья делают достойным похвалы Слово,
Извивы и изгибы мысли превращают бутон в красочное
                                                                                          Слово.
У каждого, чье сердце изранено кровожадным кокетливым
                                                                                          взглядом,
Из уст до Судного дня сочится кровавое Слово.
Как свежая травка пробивается из-под камня,
Так и из ее рубиновых уст выходит покорно Слово.
В клювах попугаев покроются речи ржавчиной,
Если от этой [ржавчины] презренным для глаз станет
                                                                              зеркало Слова.
Китайская кабарга сделает плошкой для подаяния
                                                         свой мускусный мешочек,
Если весь Китай обойдет во славу ее челки и кудрей Слово.
Среди избытка черноты дней освещается мир,
Если тяжко вздохнула свеча у изголовья Слова.
Недальновидность – это мил

[37] для моих зрячих глаз,А если не так, завязано в узел каждой точки множество Слов.
В горечи дней, Саиб, можно ощутить сладкий вкус,
Когда у младенца на губах обсыхает молоко,
                                                   становится сладким его Слово.

Эта газель – не только размышление о свойствах стихотворной речи одного из наиболее последовательных приверженцев «новой манеры» в персоязычной поэзии, но и лирический венок, сплетенный из любимых мотивов Саиба: наслаждение совершенством стиха в кругу друзей-поэтов – это пиршество слова; муки творчества как необходимое условие рождения поэзии – это красочность слова; философское постижение реальности, изощренность и утонченность мысли – это необычность и оригинальность слова; любовные страдания и красота любви во всех ее проявлениях – это источник слова. Поэтическое слово, как и в прошедшие эпохи, представляется средством достижения гармонии в реальном мире, полном горечи и печали, наполняет темноту светом Истины и помогает душе прозреть ее. И, наконец, обретение слова – это признак взросления человека, его вхождения в мир осознанной красоты.

О повсеместном распространении нового стиля персоязычной поэзии свидетельствует литературная деятельность ровесников и младших современников Саиба в культурных центрах Средней Азии, (Мавераннахра) и Хорасана – Бухаре, Самарканде, Герате. Примерно в одно время с ним или немного позже в этом регионе творили Назим Харави (1601–1671), Шаукат Бухари, Сайидо Наса-фи, Фитрат Зардуз Бухараи (1657 – начало XVIII в.) и др. В их поэзии прослеживается общность стилистических предпочтений, тем, мотивов и приемов украшения стиха.

Общей в творчестве многих поэтов индийского стиля была отмеченная ранее тема единства и единения, предполагающая как религиозно-мистические, так и социальные коннотации. Она имела несколько устойчивых реализаций, в том числе и в образе книжного переплета (ширазе). У Назима Харави, например, есть такой бейт:

Для людей в их надеждах дружба является
                                                            мастером-переплетчиком.
Органы тела связаны между собой кровеносными сосудами
                                                                                       и нервами.

Приведенный пример представляет интерес по ряду причин. Он демонстрирует один из вариантов излюбленной в индийском стиле фигуры «приведение примера», когда обе части бейта – мисра‘ – содержат афоризмы (мисал). В рамках одного бейта у Назима сочетаются социальные и натурфилософские мотивы и лексика. Кроме того, автор, по всей видимости, развивает известное высказывание Са‘ди из Гулистана о людях – членах одного тела.

Мотив переплета в значении объединяющего начала можно найти и у Саиба:

Отзывчивость делает незнакомцев друзьями,
Волна вина служит переплетом разладившемуся разговору.

Шаукат Бухари (Бухараи)

Кроме Саиба и Назима образ переплетенной книги часто использовал Шаукат Бухари (Бухараи) (ум. 1695), еще один последовательный обновитель стиля, выходец из среднеазиатского литературного круга: