Персидская литература IX–XVIII веков. Том 2. Персидская литература в XIII–XVIII вв. Зрелая и поздняя классика

Мне еще чужда привычка ссориться и мириться,
Я мотылек, еще не бросившийся в огонь.
Я получил сотню болезненных уколов и испил сотню
                                                                 сладостных напитков,
Но недуг тысячи пьяниц еще остался в моей пиале.
Вопли музыкантов замолкли над головой кувшинов,
А над моей безумной головой все еще звучит улюлюканье
                                                                                              толпы.
Много сердец переменилось, много появилось религий,
А люди все еще нуждаются в моих руинах.
Пока существует старец-наставник монастыря,
                                                  не прегражден путь благодати,
Меня все еще посылают из Ка‘бы в кумирню.
Звезда – мой проводник, прямота – моя дорога, судьба —
                                                                              хранительница,
А я все еще в путах гадания на стозерновых четках…
У повести о любви и смысл, и строй, и выражения —
                                                                         свои особенные,
Я сам – всего лишь разъяснение единственной тонкости
                                                            в одной из сотен историй.

(Перевод Н.И. Пригариной)

Приведенные строки блестяще передают состояние мистика, находящегося в начале пути к обретению Истины – у него еще нет уверенности в правильности собственного выбора, хотя все, что требуется для продвижения вперед, имеется – и опьянение, и безумие, и наставник, ведущий к благодати, и путеводная звезда. Замечательно реализован в финале газели мотив, воплощающий одновременно идею всеобъемлющей универсальности Любви и уникальности каждой отдельной истории о ней.

Стремлением к передаче сложных внутренних состояний отмечены многие строки Назири, например, такие:

Смешала мою печаль с весельем любовь – художник,
                                                                смешивающий краски,
Теперь не так тупа моя боль и не так пронзительна радость.
Сердце каждый миг уносит меня то к кровле, то к двери
                                                                                            друга,
Ты, тело, пресмыкающееся во прахе, присоединяйся к моему
                                                                                           сердцу!

(Перевод Н.И. Пригариной)

Безусловной приметой нового стиля здесь является сравнение оттенков настроения со смешиванием красок, работающее на визуализацию образа. Подобный способ трансформации традиционного мотива можно встретить и в других газелях, например, в такой:

Что за шум поднялся, когда любовь к тебе оказала
                                                                                 мне милость!
Ибо день воскресенья не настал, а сердце мое воскресло
                                                                                    из мертвых.
Есть ли тот, кто прочитал мою повесть в собрании
                                                       сочинений о моей верности,
Чтобы не сделать в ней помет кровью глаз и сердца?
В Ка‘бе моего сердца влюбленные совершают намаз,
Киблой им служит кумир, а брахман – имамом.
В каждый намаз я совершаю сто тысяч благодарственных
                                                                                       поклонов
За то, что сердце захотело избрать местом жительства
                                                                                твою страну.
Я исполняю предписания язычества, ибо на меня любовь
Наложила обет в виде сорокалетнего послушания
                                                                               и поклонения.
Раздам-ка я милостыню россыпью жемчуга из глаз,
                                                                                  ведь успехи
На улочке воздержания и лицемерия принесли свежие плоды
                                                                                       покаяния!
Темперамент у любви, Назири, настойчивый
                                                                   и меланхолический,
И за подобное поведение (муа‘мила

) тебя нельзя порицать.

(Перевод Н.И. Пригариной)