Первая партия (СИ)

— Я тебя ничем новым, к сожалению, не удивлю, — фыркнул Шикаку, подловив Иноичи на его доброте. — Хокаге официально зависит от даймё и только от даймё. Неофициально он всё ещё очень сильно зависит от кланов. До сих пор. Третий хорошо постарался, и теперь за Хокаге хотя бы больше манёвренности… Но, святые олени, если бы Минато так неразумно не умер на полувздохе, было бы намного легче! Я не только «клановый», я глава клана, как и господин Хирузен. И в этом, конечно, до сих пор есть плюсы, но и минусов хоть отбавляй! Одна моя голова на скале Хокаге добавляет традиционалистам масла, чтобы подливать в огонь, а мы не можем себе позволить увязнуть в традициях, это, по опыту, до добра не доводит во времена перемен!

— Войны сильно ударили по кланам, — заметил Иноичи. — Наиболее прогрессивные стали позволять браки с гражданскими и ниндзя гражданского происхождения, у нас появилась новая кровь и появился баланс между смертностью и рождаемостью — и мы не потеряли кеккей генкай.

— Да, но таких кланов сколько? Нара, Яманака, Акимичи, Инузука, Абураме, Сарутоби, — пересчитал по пальцам Шикаку. — Большинство, но не все. Маленькие кланы, как те же Хатаке, уже, считай, исчезли. Сенджу давно нет, Учиха попали под колесо собственной гордости, Курама находятся на грани, Хьюга пока держатся и мешают. И, кстати говоря о Сенджу, Первый и Второй не имели реальной власти в Деревне во время своих правлений, так что они, по сути, принесли в жертву свой клан на начальном этапе становления Конохи. Я поднял архивы — основная часть ниндзя в поле были именно от них. Третий сделал всё возможное, чтобы Сарутоби не последовали их примеру — и его труды окупились. Они окупились настолько, что это вылилось в кандидатуру Минато. — Шикаку нахмурился. — Я должен что-то предпринять на долгоиграющей основе, чтобы защитить Тройственный союз наших кланов. И надо если не сделать консерваторов либералами, то хоть добавить им пластичности.

— Ты говоришь, что Сенджу были принесены в жертву, — побарабанил пальцами по столу Иноичи. — А Узумаки?

— Им много раз предлагали переместиться в Коноху, — возразил Шикаку, — как минимум, шесть. Из официального. Но мы же гордые морские волки, мы же биджуу запечатывать умеем, нам же вообще всё нипочём! — с горечью воскликнул. — Нара тоже не хотели прощаться со своим святым лесом. Акимичи долго колебались, прежде чем уйти из столицы. Какой клан не назови — всем пришлось оставить свои исторические земли. Одни только Узумаки отказались покидать свой остров. Думали, никто другой не знает океан так, как они — а как же Хозуки? Юки? Кланы с территории Молнии? Гордость, Иноичи. Гордость! Гордость погубила Узумаки, стерла почти полностью с лица земли Учиха, гордость медленно пожирает Курама и облизывается на Хьюга.

Трагедия заключалась в том, что откажись Узумаки от острова, они бы выжили. Однозначно. По крайней мере, так считал Шикаку и каждый, кто хоть как-то помнил этот клан. Морские волки с коралловыми волосами слишком любили бой и барабанную дробь крови в ушах, чтобы бесследно исчезнуть на зелёных опушках. И ведь Третий предлагал им хотя бы частичный переезд — переместить в Коноху гражданских женщин, детей, стариков и хотя бы пару воинов, чтобы бдеть своих же. Война была видна издалека, её приближение чувствовалось, и он пытался, он честно пытался. Теперь от гордого клана остался только Наруто, да и то без красных волос и кеккей генкая. И спираль на жилете чуунинов. Всё. Ни памяти, ни наследия, в отличие от Учиха.

Если исчезнут затворники-кланы Курама и Хьюга, их ожидает или забвение Узумаки, или вечная память в отголосках прошлого, если повезёт. Среди Учиха был хотя бы один мыслитель-реформатор, чьи мемуары сохранились. Это редкость, это роскошь, это подарок судьбы — на повторную удачу нельзя рассчитывать.

— А что с этим можно сделать? — задал животрепещущий вопрос Иноичи.

— Вот и я думаю: что, чёрт возьми, можно с этим сделать? — устало потёр виски Шикаку. — Можно дать им умереть, можно не вмешиваться в их путь по наклонной. Но их традиционализм мешает, мешает уже сейчас — это раз. Вымирание кеккей генкаев недопустимо — два. У них всё ещё достаточно политического влияния, от которого не только проблемы, но и от которого может быть польза — три. Надо только понять, как её можно извлечь.

Шикаку не стал говорить, что гангрену политической и социальной системы всегда можно вырезать. Во-первых: контрпродуктивно. Во-вторых: жестоко. Он вообще не хотел даже произносить у себя в голове слово «гангрена». С ней только одна манера обращения. И Шикаку категорически не собирался идти путём Данзо.

Он искал другие варианты. Любые.

Взгляд Иноичи вдруг сфокусировался и стал острым:

— У Хиаши две дочери, которые смогут что-то поменять, если решатся на реформацию. Другое дело, рискнут ли. Жизнь в страхе перед наказаниями и в беспрекословной службе старшим с самого детства не очень поощряет свободомыслие. Сам Хиаши тому прекрасный пример.

— И тем не менее, тоска и голод по свободе есть.