Первые славянские монархии на северо-западе Европы

Читая летописное повествование о мятежах боярских, об оскорблениях, наносимых князю высшим сословием, невольно удивляемся, отчего князья не обратились к городам, не усиливали их значения и не создали себе таким образом опоры против боярства. Внимательно анализируя все события, мы замечаем, что сила городов была парализована боярами, граждане почти всегда являются только зрителями или играют роль пассивную, исполняют приказания бояр. Нечего обращать внимание на то, что летописец действующих лиц постоянно называет галичанами; под этим именем в большей части случаев должно разуметь бояр галицких, а не массу граждан; доказательств можно много найти в летописи; как, например, согласовать известия летописи под 1208 г.: «Галичане же выгнаша Данилову матерь из града»; под 1202 г.: «И еще же хотящу Володимиру (Игоревичу) искоренити племя Романово; поспевающим же безбожным Галичаном» или под 1234: «Узревше же бояре Галичьстии Василька, отшедша с полоном воздвигоша крамолу; Судисдаву же Ильичу рекшу: Княже! льстив глагол имеют Галичане, не погубисе, пойди прочь»; и вообще все те места, где говорится о враждебности галичан к Даниилу, с известием, записанным под 1235 г.? В этом году, когда Даниил, воспользовавшись удалением Ростислава из Галича, явился под стенами города, все граждане сказали: «Яко се есть держатель наш, Богом данный, и пустишася яко дети ко отчю, яко пчелы к матце, яко жажющи воды к источнику».

В одних известиях видим галичан, которые замышляют крамолу против Даниила, выгоняют его мать и сочувствуют мысли об искоренении целого племени Романа Великого; в другом галичане изъявляют такую жаркую любовь, такую искреннюю преданность тому же Даниилу. Очевидно, что галичане первых трех известий и последнего – не одно и то же; нетрудно догадаться, что под первыми разумеются бояре, а под последними – масса граждан. Летописец и не смешивает их; под 1233 г., рассказав о чувствах горожан к Даниилу, он тут же сообщает и о боярах: «Пискупу же Артемью и Дворьскому Григорью возбраняющуему, узревшима же има, яко не можета удержати града, яко малодушна блюдящася о преданьи града, изыдоста слезными очима и осклабленом лицем, и лижюща уста своя, яко не имеюща власти княженья своего; реста же с нужею: прииди, княже Данило, приими град».

Итак, во всех важнейших случаях действователями являются бояре; они призывают князей, они составляют заговоры, захватывают управление земли в свои руки и т. д., а граждане молчат или являются в страдательной роли приверженцев высшего сословия, исполнителей его предначертаний; то значение, которое сохраняло народонаселение в Киеве, где бояре казались пришельцами, потому что с новым князем являлись и новые бояре, это значение в Галиче всецело перешло к боярам, важным по своему богатству и тому влиянию, которое они постоянно сохраняли над народом благодаря своим должностям.

Народ, масса, предоставленная самой себе без средств, без вождя, конечно, должен был разделиться на части и склониться на сторону того или другого боярина. Эта подчиненность ясно выражается в рассказе летописи о крамоле Доброслава, о его приезде к Даниилу: «…едучю Доброславу, во одиной сорочьце, гордящу, ни на землю смотрящу, Галичаном же текущим у стремени его». Ездить или ходить у стремени в Древней Руси означало покорность, подчиненные отношения. Наконец, если галичане имели возможность действовать самостоятельно, могли противиться боярам, то как же терпели они, что любимый князь их Даниил в течение с лишком 40 лет должен был вести жизнь, исполненную опасностей и унижений? Не скорее ли было бы ожидать, предполагая в них независимый образ действий, что они, подобно киевлянам, скажут: «Не хотим Ольговичей, хотим племя Мономахово!»? Ничего такого не было; их деятельность, их чувства проявлялись только тогда, когда влияние бояр, почему бы то ни было, прекращалось; так, в 1229 г., когда Даниил, взяв Галич, выгнал известного крамольника Судислава, граждане, до тех пор покорные ему, стали бросать в него камнями и кричали: «Изыди из града, мятежниче земли!» В 1233 г. чувства галичан к Даниилу, постоянно сдерживаемые боярами, вылились наружу в то время, когда он стоял под стенами города, а большая часть бояр ушла с Ростиславом в поход на Литву.

Встречаются в летописи рассказы о восстании городов против князя, но и эти рассказы только подтверждают нашу мысль о пассивной роли граждан; под 1240 г. летопись рассказывает о возвращении Даниила из Польши после татарского нашествия: «…и приде ко граду Дорогычину и восхоте внити во град и вестьно бысть ему: «яко не внидеши во град», оному же рекшу: «яко се был град наш и отец наших», «вы же не изволисте внити в онь», отъиде, и отъиде мысля си, иже Бог после же отмстье сотвори держателю града» и пр. Итак, Даниил, не говоря ни слова о гражданах, всю вину приписывает держателю града, значит, боярину, и надеется, что Бог со временем поможет отомстить ему.