Читаем Песнь моряка полностью

– Плохо, когда сеть рвется до того, как Бог пошлет тебе первую рыбу. Не самая хорошая примета.

Почесывая живот, он смотрел на запад. Солнце быстро сползало к ровному горизонту.

– Забросим крючки, парни. Надо как следует поужинать, подзарядить рабочее тилли-вилли, чтоб утром живо начать сначала. Потому что они тут, парни, и до утра никуда не денутся. Будут знать, рыбьи дьяволы, кто к ним пришел!

Он был прав насчет плохой приметы, но ошибся насчет рыбы. Весь следующий день они катались взад-вперед вдоль десятимильного отрезка побережья без единого сигнала. Для тренировки сделали несколько слепых забросов, и с каждым разом все получалось глаже и увереннее. Только сети возвращались пустыми, если не считать нескольких медуз и ламинарии, прицепившейся к верхушкам невода. Еще через день им досталась одна выборка разношерстной придонной рыбы и одна совсем скудная – хека, после чего снова пошли пустые мешки. Каждый раунд занимал около двух часов, хотя на сам заброс отводилось сорок минут. Механический сетеукладчик оказался не настолько механическим, как это утверждала брошюра, а сам автомат не желал залезать обратно в предназначенную для него щель на ватерлинии. Он бился о борт и поворачивался в бегущей по воде ряби, пока Айк не начинал ругаться, а Грир – над ним смеяться.

– Наш опытный пилот не так уж крут на том месте, капитан, – кричал Грир в микрофон. – Была б малышка шерстяной, мож, и вышло б?

Кармоди старался, как мог, держать лодку ровно, управляя маленькими боковыми турбинами и направляя нос против зыби. Грир отцеплял яркие оранжевые поплавки, Айк маневрировал цилиндром, выводя его наружу в длинную жужжащую петлю, потом снова заводил под нос. Грир подхватывал шестом болтающуюся веревку автомата и затаскивал ее в скользящее кольцо лебедки. Айк нажимал на кнопку: юферс автомата отпускал веревку, маленький дистанционник моментально освобождался и качался на морской ряби, словно сосиска в кипятке, пока Айк не заводил его в тефлоновую прорезь. Они все делали правильно и слаженно. Не хватало только рыбы.

Они вытаскивали из воды много чего другого. Водоросли. Дельфинов. Однажды им показалось, будто наконец-то что-то есть, но, когда невод всплыл, оказалось, они поймали всего лишь спутанный комок древней дрифтерной сети – огромный шар молекумарной паутины и рыбьих скелетов, от которых потом целый час пришлось очищать сеть. Разговоры на морских частотах звучали так же запутанно – дюжина языков и диалектов одновременно. Разобрать можно было только: «Ни фига… ничего… дырка от бублика… пип… фшррр».

Еще они обнаружили на палубе несколько тинкербелл. Первую заметил Грир:

– Гребаная богородица, мон, я ж те говорил! Мать ее так недосвятую…

Грир указывал на пятно света на палубе рядом с кормовым люком. Там мягко трепетала восьмерка, каждая петля размером с крышку от майонезной банки. Потрепыхавшись пару секунд, фигура исчезла. До этого Айк не очень верил, что феномен действительно существует.

– Интересно, почему их называют тинкербеллами?

– Потому что они похожи на расплющенные души белых тинкеров, мон, – таким было экспертное заключение Грира. – Как будто на эту суку наступил сам капитан Крюк![79]

Кармоди так и не удалось посмотреть на этот феномен. Он почти все время сидел в рулевой рубке, злобно пытаясь разобраться со сложным корабельным софтом. Всякий раз, когда они находили очередную световую мелочь, она исчезала до того, как он успевал спуститься и посмотреть, из-за чего такой ор.

– Мерцающая восьмерка, говорите? А я говорю, это или мелкое пятно святого Эльма, или перебор Кальмарова чая.

На четвертый день Кармоди велел обогнуть с юга Колчеданный мыс и проверить небольшую бухту. Надежд мало, ибо в бухточку не поступала свежая вода. Кармоди понемногу впадал в отчаяние, оттого и пошел в такое место. Погода по-прежнему была тихая, а небо темно-синим и слегка зловещим. Вода шевелилась вяло, как деготь. Бриз с берега был настолько теплым, что Грир решил стащить с себя потный неопреновый костюм. Он уже почти разделся, когда в интеркоме залаял голос Кармоди:

– У меня прикормленный вихрь! Огромный! Это оно, парни. Мы почти на месте. Приготовиться к забросу по моей команде…

– Ой-вей. – Грир зевнул и натянул костюм обратно на плечи.

Айк шагнул к панели и нажал ОТКРЫТЬ. Крышка кормового подзора откатилась назад в металлическом зевке. Сеть уложена тонкими аккуратными складками, поплавки загружены в пружинную пушку, как дневной запас оранжевых пончиков, на большой палке-кузнечике. Пулевидный нос автомата торчит из жерла. Грир зацепил веревку на юферсе. Айк достал пульт из набрюшного кармана своей парки и включил тумблер. Антенна на автомате замигала и вылезла наружу. Защелкнув на поясе страховочную обвязку, Грир занял место в рабочей клети.

– Десять, и это еще не конец, – крикнул Кармоди из динамика. – Это что-то, парни. То есть до хрена! Надо не подкачать. Три… два… один… пуск!

Поставив боковухи на автомат, Кармоди вышел из рубки посмотреть, как идут дела.

Перейти на страницу:

Все книги серии Большой роман

Я исповедуюсь
Я исповедуюсь

Впервые на русском языке роман выдающегося каталонского писателя Жауме Кабре «Я исповедуюсь». Книга переведена на двенадцать языков, а ее суммарный тираж приближается к полумиллиону экземпляров. Герой романа Адриа Ардевол, музыкант, знаток искусства, полиглот, пересматривает свою жизнь, прежде чем незримая метла одно за другим сметет из его памяти все события. Он вспоминает детство и любовную заботу няни Лолы, холодную и прагматичную мать, эрудита-отца с его загадочной судьбой. Наиболее ценным сокровищем принадлежавшего отцу антикварного магазина была старинная скрипка Сториони, на которой лежала тень давнего преступления. Однако оказывается, что история жизни Адриа несводима к нескольким десятилетиям, все началось много веков назад, в каталонском монастыре Сан-Пере дел Бургал, а звуки фантастически совершенной скрипки, созданной кремонским мастером, магически преображают людские судьбы. В итоге мир героя романа наводняют мрачные тайны и мистические загадки, на решение которых потребуются годы.

Жауме Кабре

Современная русская и зарубежная проза
Мои странные мысли
Мои странные мысли

Орхан Памук – известный турецкий писатель, обладатель многочисленных национальных и международных премий, в числе которых Нобелевская премия по литературе за «поиск души своего меланхолического города». Новый роман Памука «Мои странные мысли», над которым он работал последние шесть лет, возможно, самый «стамбульский» из всех. Его действие охватывает более сорока лет – с 1969 по 2012 год. Главный герой Мевлют работает на улицах Стамбула, наблюдая, как улицы наполняются новыми людьми, город обретает и теряет новые и старые здания, из Анатолии приезжают на заработки бедняки. На его глазах совершаются перевороты, власти сменяют друг друга, а Мевлют все бродит по улицам, зимними вечерами задаваясь вопросом, что же отличает его от других людей, почему его посещают странные мысли обо всем на свете и кто же на самом деле его возлюбленная, которой он пишет письма последние три года.Впервые на русском!

Орхан Памук

Современная русская и зарубежная проза
Ночное кино
Ночное кино

Культовый кинорежиссер Станислас Кордова не появлялся на публике больше тридцати лет. Вот уже четверть века его фильмы не выходили в широкий прокат, демонстрируясь лишь на тайных просмотрах, известных как «ночное кино».Для своих многочисленных фанатов он человек-загадка.Для журналиста Скотта Макгрэта – враг номер один.А для юной пианистки-виртуоза Александры – отец.Дождливой октябрьской ночью тело Александры находят на заброшенном манхэттенском складе. Полицейский вердикт гласит: самоубийство. И это отнюдь не первая смерть в истории семьи Кордовы – династии, на которую будто наложено проклятие.Макгрэт уверен, что это не просто совпадение. Влекомый жаждой мести и ненасытной тягой к истине, он оказывается втянут в зыбкий, гипнотический мир, где все чего-то боятся и всё не то, чем кажется.Когда-то Макгрэт уже пытался вывести Кордову на чистую воду – и поплатился за это рухнувшей карьерой, расстроившимся браком. Теперь же он рискует самим рассудком.Впервые на русском – своего рода римейк культовой «Киномании» Теодора Рошака, будто вышедший из-под коллективного пера Стивена Кинга, Гиллиан Флинн и Стига Ларссона.

Мариша Пессл

Детективы / Прочие Детективы / Триллеры

Похожие книги

Лавка чудес
Лавка чудес

«Когда все дружным хором говорят «да», я говорю – «нет». Таким уж уродился», – писал о себе Жоржи Амаду и вряд ли кривил душой. Кто лжет, тот не может быть свободным, а именно этим качеством – собственной свободой – бразильский эпикуреец дорожил больше всего. У него было множество титулов и званий, но самое главное звучало так: «литературный Пеле». И это в Бразилии высшая награда.Жоржи Амаду написал около 30 романов, которые были переведены на 50 языков. По его книгам поставлено более 30 фильмов, и даже популярные во всем мире бразильские сериалы начинались тоже с его героев.«Лавкой чудес» назвал Амаду один из самых значительных своих романов, «лавкой чудес» была и вся его жизнь. Роман написан в жанре магического реализма, и появился он раньше самого известного произведения в этом жанре – «Сто лет одиночества» Габриэля Гарсиа Маркеса.

Жоржи Амаду

Классическая проза ХX века
Цирк
Цирк

Перед нами захолустный городок Лас Кальдас – неподвижный и затхлый мирок, сплетни и развлечения, неистовая скука, нагоняющая на старших сонную одурь и толкающая молодежь на бессмысленные и жестокие выходки. Действие романа охватывает всего два ноябрьских дня – канун праздника святого Сатурнино, покровителя Лас Кальдаса, и самый праздник.Жизнь идет заведенным порядком: дамы готовятся к торжественному открытию новой богадельни, дон Хулио сватается к учительнице Селии, которая ему в дочери годится; Селия, влюбленная в Атилу – юношу из бедняцкого квартала, ищет встречи с ним, Атила же вместе со своим другом, по-собачьи преданным ему Пабло, подготавливает ограбление дона Хулио, чтобы бежать за границу с сеньоритой Хуаной Олано, ставшей его любовницей… А жена художника Уты, осаждаемая кредиторами Элиса, ждет не дождется мужа, приславшего из Мадрида загадочную телеграмму: «Опасный убийца продвигается к Лас Кальдасу»…

Хуан Гойтисоло

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХX века