При отсутствии выраженного политического единства с XI века в Окситании наметилась тенденция к складыванию Тулузского государства во главе с графами из рода Раймонденов. Собирателем земель, простиравшихся от Гиени до Савойи и от Керси до Пиренеев, стал Раймон IV де Сен-Жиль, один из предводителей 1-го крестового похода. В состав богатого и могущественного графства Тулузского входили территории Верхнего Лангедока, Арманьяка, Ажене, Керси, Руэрга, Жеводана, графства Венессен, Виварэ и Прованса. Среди вассалов графов Тулузских числились такие влиятельные сеньоры, как виконты Каркассонна и Безье из династии Тренкавелей, виконты Нарбонна, правители графств Фуа и Комменж. Вассальные связи на всех уровнях отличались гибкостью и зависели в основном от доброй воли обеих сторон. Владельцы неприступных крепостей, настоящих орлиных гнезд, таких как Терм, Кабарат, Минерва, чувствовали себя вполне независимыми и были готовы договариваться, но не подчиняться. Не жесткая вертикаль, а своеобразное согласие скрепляло окситанское общество снизу доверху.
Будучи вассалами короля Франции, графы Тулузские исключительно номинально признавали власть своего северного сюзерена. Для окситанцев Францией являлся королевский домен Иль-де-Франс, а французы считались такими же чужаками, как нормандцы, бретонцы, фламандцы или немцы (см.: Goure 1986: 174). Когда в 1173 году Раймону V пришлось оборонять свои владения, чтобы обезопасить себя от нападения со стороны принадлежавшей Плантагенетам Аквитании, он с легкостью принес оммаж англичанам. Многочисленные брачные узы соединяли юг Франции с Пиренейскими государствами Арагоном и Наваррой. Граф Тулузский Раймон V был женат вторым браком на Ришильде, вдове графа Раймона II Беренгера Прованского. А дочь Раймона VI от первого брака с Беатрисой, сестрой виконта Безье и Каркассонна, была выдана замуж за Санчо VII, короля Наварры, одного из доблестных победителей в битве при Лас-Навас-де-Толоса. Родство языков, поэзии и менталитета сближало Окситанию с Каталонией. По мнению ряда историков, к началу XIII века даже сложились предпосылки для формирования окситано-каталанского государственного образования (размышления об этом см., в частности, в статье: Roquebert 1978).
Как и вся средневековая Европа, Окситания входила в единое христианское пространство, где одним из двух столпов власти — наряду с королем — оставалась Церковь. Но в Окситании централизованная власть отсутствовала, в обществе процветала веротерпимость, а яркая городская культура гораздо больше привлекала людей, чем культура церковная. Церковь утратила свое главенствующее положение в духовной жизни людей; сами прелаты, ощутив на себе притягательность светских новшеств, попадали в водоворот повседневной суеты и, забросив свои непосредственные обязанности, принимались соперничать в роскоши с купцами и вельможами, бороться за привилегии и земли и конфликтовать с сеньорами. Епископы, избранные общинами (это право Папа отобрал у окситанцев только в середине XII века), больше занимались мирскими делами общины, нежели духовными. Как пишет Н.А. Осокин, ссылаясь на письма Папы Иннокентия III, «священники сделались торговцами, процентщиками, фальшивомонетчиками. Они пьянствуют, разбойничают, святотатствуют и в то же время совершают всевозможные насилия над подчиненными» (Осокин 2000: 88). В итоге авторитет Церкви на юге Франции упал чрезвычайно низко.
2. «Ересь поднялась, как гад со дна морей...»
Начиная с XI века в Западной Европе стали появляться инакомыслящие, в которых насторожившийся клир распознал дуалистов, чья доктрина уходила своими корнями в учение манихеев, последователей полулегендарного перса Мани[822]
. Манихейство пришло с Балкан вместе с болгарскими богомилами, через Далмацию проникло в Северную Италию, а оттуда дальше — во Францию и Германию. К началу XII века присутствие еретиков-дуалистов, именовавшихся «катарами», что по-гречески значит «чистый», было отмечено во Фландрии, Швейцарии, Льеже, Реймсе, Везеле, Артуа и Ломбардии, где их именовали патаренами. Во Франции катары объявились еще раньше. Но если к северу от Луары их учение не нашло достаточно адептов, а немногих сторонников Церковь отправляла на костер (как это произошло в 1017 году в Орлеане, где сожгли двух уличенных в катарской ереси каноников собора Святого Креста), то к югу оно распространилось среди самых различных слоев общества — от владетельных сеньоров до городской бедноты.