Пьесы и сценарии

ЭНИ (ведёт её под руку налево). Пойдёмте, милая, мы немножко с вами переоденемся.

Идут. Альда из дверей оборачивается и улыбается Алексу, как бы прощая его.

АЛЕКС (тихо). Её волнение — не испортит записи?

ЭНИ (услышав, из двери). Как раз наоборот: будет чёткая запись! (Уходит.)

За ними уходит Кабимба.

СИНБАР. Это очень хорошо, что она так взволнована! (Уходит туда же, прикрывая дверь.)

ФИЛИПП (кивает). Это позволит оптимально выявить характерные для неё частоты! Да, хороша твоя кузина, Ал. Вот из кого вылепить, что нам надо!

АЛЕКС (удерживая его). Она — свечечка, Филипп! Она — трепетная свечечка на ужасном нашем ветру! Может, зря я её привёл?.. Не задуйте её! Не повредите!

ФИЛИПП. Мы дадим ей настоящее, гранитное душевное здоровье. Мы превратим её нервную систему в неотклоняемый вектор! (Не пуская его за собой.) Ты — не ходи, ты будешь на неё воздействовать. Не ходи, останься! (Уходит налево, закрывает дверь.)

Алекс в колебании, в раскаянии — то к одной двери, то к другой. Входит девушка из кодовой группы.

ДЕВУШКА. Господин Кориэл! Код нанесен. Перфолента готова.

АЛЕКС. Да? Иду… (Смотрит туда и сюда.) Иду. Иду. (Медленно уходит направо вслед за девушкой.)

Близ левой двери вспыхивает светящееся, не замеченное нами прежде табло:

ИДЁТ ЗАПИСЬ. НЕ ВХОДИТЬ!!

КАРТИНА 4

В доме у Радагайса. Попеременно: большая гостиная, где рояль, радиола, телефон; малая гостиная с телевизором; в конце картины ещё и прихожая. Из обеих гостиных в глубине видна столовая, где уже расстроен обильный праздничный стол.

Часть гостей в большой гостиной слушают Альду, гладенько играющую на рояле пьесу Шуберта. Другие гости — в столовой, всего их человек около двадцати пяти, университетская публика, среди них — энергичный средних лет Генерал.

В малой гостиной сидит ТЕРБОЛЬМ; стоит, слушая игру Альды, Алекс.

Фортепьянная пьеса тут же и кончается. Аплодисменты. Многие переходят в столовую.

АЛЕКС (очень расстроен; садится возле Тербольма). Разве это Шуберт?

В столовой — импровизированный тост, кто сидит, кто стоит.

ГОЛОС ФИЛИППА (из столовой). Дорогие друзья! Много лестных тостов было сегодня произнесено в честь создания института биокибернетики, в честь его жарких научных боёв, в честь получения профессорского звания вашим покорным слугой. Но мы обошли одну из главных виновниц торжества — госпожу Альду Крэйг, чьей пре-лест-ной игре мы все только что аплодировали и чьё многомесячное любезное сотрудничество с нашей лабораторией помогло нам блестяще доказать эффективность нашей методики, нашу способность преобразовывать характер человека!

Аплодисменты.

Однако, перед тем как поднять тост, мне хочется поднять вот этого крепыша, (двумя руками высоко поднимает мальчика)

Тот хочет спать; смех.

сына госпожи Альды, которого мы вернули счастливой матери.

ГОЛОС. Радагайс! Вы так гордитесь им, будто целиком изготовили его в лаборатории биокибернетики.

Смех.

ФИЛИПП. Зубоскальте-зубоскальте! А мы видим в нём символ нашей удачи!

Аплодисменты.

(Опускает мальчика.) Итак, за госпожу Крэйг и её сына!

Гул одобрения. Пьют.

АЛЕКС. Я не понял, Тербольм, — хозяйку этого дома вы откуда же знаете? Ведь здесь, у Радагайса, вы не бывали раньше?

ТЕРБОЛЬМ. А — в больнице, в Гран-Эрроле. Я там — свой человек: я лежал там многие годы. Теперь показываюсь врачам иногда. и вот меня подвели к её постели, чтоб на моём примере приободрить.

АЛЕКС. Удобно ли спросить, что было с вами?

ТЕРБОЛЬМ. У меня в юности были очень больные слабые ноги. Они и сейчас некрепкие. Когда я волнуюсь — мне трудно стоять. Я пролежал семь лет. Я не был уверен, что встану.

АЛЕКС. Семь лет вы пролежали, отроду вам тридцать четыре, когда ж вы так много успели?

ТЕРБОЛЬМ. По аналогии со своим печальным опытом вы можете догадаться: именно потому и успел, что лежал. Недостаток внешнего движения взывает к движению внутреннему.

АЛЕКС. Но всё-таки как вы могли додуматься посягнуть — на человеческое общество?!

ТЕРБОЛЬМ. А социология «вообще», то есть болтовня, — это не худшее посягательство? Когда мы берёмся вмешиваться в будущее, не умея предсказывать его ни точно во времени, ни точно в пространстве, ни — точно по форме и величине?

Проходят Генерал и Синбар.

ГЕНЕРАЛ. Слушайте, доктор, с кибернетикой мы уже немного обожглись. Обожглись! Даже у такой полезнейшей кибернетики, как военная, оказалось коварное свойство… э-э… перешагивать.

СИНБАР. Перешагивать?

ГЕНЕРАЛ. Да! Через задачи, поставленные командованием.

СИНБАР. Инициатива! Вы должны радоваться.