Читаем Пьесы и сценарии полностью

ФИЛИПП (смеётся). Вот, между прочим, если бы не он (кивает на Алекса), мы б вас добили, это верно. (Кричит.) Но теперь конфликт улажен! Мы выделяемся из университета, вам вернут ваш бюджетик, получите назад ваши комнаты, можете прихватить часть наших. Никаких последствий!

АЛЕКС. Последствия — моральные.

ФИЛИПП. Ал! То, что не материально, — то не су-ще-ству-ет! Выпьем!

ТЕРБОЛЬМ. Социальная кибернетика почему-то всех бешено задевает. Именно в общественной жизни все себя считают знатоками. У меня и без вас было много врагов…

ФИЛИПП. Да никогда я не был ваш враг! и что вам враги? У вас ещё больше идей! Вы напечатали такую статью — вы прогремели на весь мир! Вот если сейчас не выпьем — буду ваш враг. Вы — социолог, я — биолог, я готовлю вам почву. За почву будете пить?


К ним подошла Эни.


В частности, вы обижаете мисс Эни.

ТЕРБОЛЬМ (взялся за бокал). Нет, я никак не хочу обидеть мисс Эни.


Алекс тем временем пьёт.


ЭНИ. А у меня не было большего праздника в жизни, чем сегодня.

ФИЛИПП. Это раз. А во-вторых, мисс Эни была столь любезна, что взяла на себя роль хозяйки дома.

ЭНИ. Разумеется, только сегодня.

ФИЛИПП. и поэтому вы обижаете её вдвойне.

ТЕРБОЛЬМ (привстаёт, чтоб усадить Эни). Но тогда и вы с нами…

ЭНИ. Нет-нет! Я должна быть всё время в движении, и у меня должна быть сегодня особенно ясная голова.

ФИЛИПП. Ну, чуть-чуть можно. (Наливает ей.)


Алекс тянется налить себе снова.


Спеши навёрстывать, Ал! Правильно!

АЛЕКС. Куда спешить нам, Фил? Оказывается, мы нигде ничего не упустили. Разве только — осматривать средневековую готику.

ФИЛИПП. Ста-рьё!! Сломаем — и будем строить из пластмассы и стекла. Итак, за единение, за продвижение, за…

АЛЕКС. Но, по возможности, без генералов.

ФИЛИПП. А чем тебе не нравится генерал? Радушнейший человек! и расположен к нам! Ну, выпили-выпили-выпили!


Пьют вчетвером.


И помирились. Конфликт исчерпан! (Хлопает Алекса по плечу.) Отдыхать, отдыхать, Ал!


Филипп уходит в большую гостиную. Эни идёт в столовую. Ей преграждает путь Синбар, раскуривающий трубку. Сперва он стоит, не пропуская её, потом подчёркнуто уступает дорогу. Эни проходит. Синбар, покуривая, медленно передвигается по малой гостиной, рассматривает картины на стене. Тихо доносится музыка из большой гостиной.


ТЕРБОЛЬМ. и вот она сейчас там лежит, глаза в потолок, под лампочки, ей даже повернуться больно. А мы тут все знаем о ней и улыбаемся друг другу, как будто не знаем. Так устроен мир: радоваться достаётся нам вместе, а страдать, болеть, умирать — в одиночку. (Долгая пауза.) Кориэл! Серьёзно. Переходите к нам.

АЛЕКС. Говоря откровенно, Тербольм, я не только к социальной кибернетике, я ко всякой науке вообще отношусь с подозрением. Она доказала, что неплохо умеет служить тирании.

ТЕРБОЛЬМ. Тираны рождаются не наукой. В ненаучную эпоху и в ненаучных странах их было ещё больше.

АЛЕКС. Но и наука успела им неплохо послужить!

ТЕРБОЛЬМ. Её захватили безсовестные руки! Вот и надо создать идеально регулируемое общество, где науку не используют уже во зло.


Синбар включает телевизор. Оба оборачиваются. Алекс отмахивается.


АЛЕКС. Синбар! Пощадите! Не надо сумасшедшего дома!


Синбар выключает. Прислушивается к их разговору.


ТЕРБОЛЬМ. А вы? Вы относитесь к науке с подозрением, но всё-таки занимаетесь ею.

АЛЕКС. Да может быть и брошу, не знаю. Для меня главный вопрос в жизни был всегда: зачем? Ведь в каждом частном мелком поступке… Выходя из дому, я всегда знаю, куда и зачем. и покупая какую-нибудь вещь, я всегда знаю — зачем. А в крупном почему-то считается — можно не знать, не думать… Вот я работаю у Радагайса уже полгода и всех спрашиваю: зачем это мы всё делаем? Никто не может мне ответить. Зачем вообще наука?? Мне отвечают: она интересна; этот процесс не остановить; она связана с производительными силами. Но всё-таки — зачем? Нам всюду подсовывают какие-то странные цели: трудиться надо — для труда, жить надо — для общества.

СИНБАР. Прекрасная цель. Почему она вам не нравится?

АЛЕКС. Прекрасная, но не цель.

СИНБАР. Почему?

АЛЕКС. Так ведь, если я живу для вас, а вы живёте для меня, — это замкнутый круг. Ответа «зачем мы живём?» — всё равно нет.

ТЕРБОЛЬМ. А «зачем мы живём?» — это неточная постановка вопроса. Мы же не родились актом собственной воли с заранее заданным намерением. Зачем можно было бы спросить либо у Бога…

СИНБАР. Ну, боженьку сюда давайте не путать!

ТЕРБОЛЬМ. Религия смешна, это общепринято. Тогда — у наших родителей.

АЛЕКС. Но мы тоже родители. Значит — зачем даём жизнь?

ТЕРБОЛЬМ. Вот так можно. и ещё так можно: поскольку ты уже родился и вырос существом сознательным, то какую ты лично ставишь перед собою ЦЕЛЬ? Или — никакой и живёшь по необходимости горькой.

АЛЕКС. А, Синбар? Ваша цель? и цель ваших будущих детей?

СИНБАР. Счастье конечно, что за наивный вопрос!

АЛЕКС. Pardon, но что такое счастье?


Перейти на страницу:

Все книги серии Солженицын А.И. Собрание сочинений в 30 томах

В круге первом
В круге первом

Во втором томе 30-томного Собрания сочинений печатается роман «В круге первом». В «Божественной комедии» Данте поместил в «круг первый», самый легкий круг Ада, античных мудрецов. У Солженицына заключенные инженеры и ученые свезены из разных лагерей в спецтюрьму – научно-исследовательский институт, прозванный «шарашкой», где разрабатывают секретную телефонию, государственный заказ. Плотное действие романа умещается всего в три декабрьских дня 1949 года и разворачивается, помимо «шарашки», в кабинете министра Госбезопасности, в студенческом общежитии, на даче Сталина, и на просторах Подмосковья, и на «приеме» в доме сталинского вельможи, и в арестных боксах Лубянки. Динамичный сюжет развивается вокруг поиска дипломата, выдавшего государственную тайну. Переплетение ярких характеров, недюжинных умов, любовная тяга к вольным сотрудницам института, споры и раздумья о судьбах России, о нравственной позиции и личном участии каждого в истории страны.А.И.Солженицын задумал роман в 1948–1949 гг., будучи заключенным в спецтюрьме в Марфино под Москвой. Начал писать в 1955-м, последнюю редакцию сделал в 1968-м, посвятил «друзьям по шарашке».

Александр Исаевич Солженицын

Проза / Историческая проза / Классическая проза / Русская классическая проза
Раковый корпус
Раковый корпус

В третьем томе 30-томного Собрания сочинений печатается повесть «Раковый корпус». Сосланный «навечно» в казахский аул после отбытия 8-летнего заключения, больной раком Солженицын получает разрешение пройти курс лечения в онкологическом диспансере Ташкента. Там, летом 1954 года, и задумана повесть. Замысел лежал без движения почти 10 лет. Начав писать в 1963 году, автор вплотную работал над повестью с осени 1965 до осени 1967 года. Попытки «Нового мира» Твардовского напечатать «Раковый корпус» были твердо пресечены властями, но текст распространился в Самиздате и в 1968 году был опубликован по-русски за границей. Переведен практически на все европейские языки и на ряд азиатских. На родине впервые напечатан в 1990.В основе повести – личный опыт и наблюдения автора. Больные «ракового корпуса» – люди со всех концов огромной страны, изо всех социальных слоев. Читатель становится свидетелем борения с болезнью, попыток осмысления жизни и смерти; с волнением следит за робкой сменой общественной обстановки после смерти Сталина, когда страна будто начала обретать сознание после страшной болезни. В героях повести, населяющих одну больничную палату, воплощены боль и надежды России.

Александр Исаевич Солженицын

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХX века
Архипелаг ГУЛАГ. Книга 1
Архипелаг ГУЛАГ. Книга 1

В 4-5-6-м томах Собрания сочинений печатается «Архипелаг ГУЛАГ» – всемирно известная эпопея, вскрывающая смысл и содержание репрессивной политики в СССР от ранне-советских ленинских лет до хрущёвских (1918–1956). Это художественное исследование, переведенное на десятки языков, показало с разительной ясностью весь дьявольский механизм уничтожения собственного народа. Книга основана на огромном фактическом материале, в том числе – на сотнях личных свидетельств. Прослеживается судьба жертвы: арест, мясорубка следствия, комедия «суда», приговор, смертная казнь, а для тех, кто избежал её, – годы непосильного, изнурительного труда; внутренняя жизнь заключённого – «душа и колючая проволока», быт в лагерях (исправительно-трудовых и каторжных), этапы с острова на остров Архипелага, лагерные восстания, ссылка, послелагерная воля.В том 4-й вошли части Первая: «Тюремная промышленность» и Вторая: «Вечное движение».

Александр Исаевич Солженицын

Проза / Русская классическая проза

Похожие книги

Общежитие
Общежитие

"Хроника времён неразумного социализма" – так автор обозначил жанр двух книг "Муравейник Russia". В книгах рассказывается о жизни провинциальной России. Даже московские главы прежде всего о лимитчиках, так и не прижившихся в Москве. Общежитие, барак, движущийся железнодорожный вагон, забегаловка – не только фон, место действия, но и смыслообразующие метафоры неразумно устроенной жизни. В книгах десятки, если не сотни персонажей, и каждый имеет свой характер, своё лицо. Две части хроник – "Общежитие" и "Парус" – два смысловых центра: обывательское болото и движение жизни вопреки всему.Содержит нецензурную брань.

Владимир Макарович Шапко , Владимир Петрович Фролов , Владимир Яковлевич Зазубрин

Драматургия / Малые литературные формы прозы: рассказы, эссе, новеллы, феерия / Советская классическая проза / Самиздат, сетевая литература / Роман