Петербургские крокодилы

Спустившись в погребицу, и несколько привыкнув к бледному свету, едва разливаемому чахлым фонарем, Рубцов быстро принялся за работу.

Прикоснувшись к телу Дятла, он с удовольствием заметил, что неверный помощник жив, но только оглушен ударом, громадный синяк от которого с багровыми подтеками, покрывал весь лоб, и безобразил, и без того, крайне некрасивое лицо разбойника.

Связав крепко и быстро руки и ноги своего помощника захваченной веревкой, Рубцов перенес его как перышко на нары и положил навзничь.

— Ну, брат, Дятел, как мне тебя не жалко, а уж язычок тебе развязать придется… Ну, говори-ка, кто с тобой заодно, от меня отходить хочет… И тебя атаманом выбирает!..

Открыв глаза, но как будто ничего не видя и не понимая, смотрел Дятел на атамана и не произнес ни слова. Рубцов повторил вопрос, ответа не последовало. Тогда разбойник резко ударил по рукам Дятла концом оставшейся у него в руках веревки, и несчастный вздрогнул и глухо застонал.

— Не притворяйся, брат, коли чувствуешь да мычишь, — отвечать можешь… Ну, развязывай язык, а то сам мигом развяжу… Ну, говори, кто твои сообщники… Первый Гришка Шило… про этого слышал, кто еще?..

Дятел хотел было что-то сказать, но вдруг стиснул зубы и не произнес ни слова, новый удар со стороны атамана вырвал у него опять только болезненный стон.

— А, видно «чертовой веревочки» [2 августа 1887 года в США была запатентована колючая проволока, которую прозвали «чертовой веревкой»] захотел?.. — со злорадством произнес атаман… что же, можно!.. Почему дружка не порадовать… Эй! милый человек, — заговорил он, поднимая спиной подъемную дверь-люк из погребицы, — подай-ка, друг бесценный, Пров Антонович, шнурочка…

Пров не заставил себя долго просить, и тотчас подал требуемое. Люк закрылся.

— Ну, брат, вот и «чертова веревочка» готова… лучше так признавайся, — с усмешкой проговорил Рубцов, показывая стонавшему Дятлу новое орудие пытки. — Это был кусок, около пол-аршина [Примерно 35 см] длиной, толстого обыкновенного шнурка-трута, употребляемого для закуривания папирос на воздухе. Но, при виде этого, казалось бы, безвредного предмета, губы Дятла вздрогнули, ноги пытались, конвульсивным движением разорвать путы, казалось, все существо его было охвачено безотчетным, инстинктивным страхом.

— А! Заплясал карасик, увидав сковородку! — балагурил атаман. — Ну, так и быть, кайся, отпущу душу на покаяние! Говори, кто с тобой?

— Гришка Шило… — скорее прохрипел, чем произнес несчастный, сделав над собой нечеловеческое усилие, от которого, казалось, глаза его готовы были выскочить — из орбит…

— Кто ещё… кто еще?! — настаивал атаман…

— Он один… он один, да я… помилуй, смилосердись… пьяный зря болтал!..

— Хорошо, я тебе смилосержусь!.. Только ты других назови… Ну, кто еще!..

— Никого… мы одни, и то пьяные… прости, помилуй… ну кто пойдет против тебя!..

— Пой, пой, лазаря-то!.. — заметил атаман… — знаю я тебя… давно замечаю… Ребенка кто увез!.. А?!

— Василиса… видит Бог, Василиса… она подбила!.. Она подбила!.. Я бы не смел…

— А ты что в Ладоге делал?.. — резко перебил атаман, который вспомнил, что Дятел под пьяную руку объяснил Прову, что только что вернулся из Ладоги.

— К сестре ездил!.. Василий Васильевич… батюшка, руки ослобони, смерть!..

— Ишь, чего захотел… Нет, брат, ты сначала все до последнего слова выложи, а потом и ослобоню! — Какая-то страшная, дикая, хотя и мало уловимая интонация зазвучала в этом слове: — «ослобоню»…

— Один ездил к сестре-то? Или с Василисой? — мягко спросил Рубцов, нагибаясь к пленнику.

— Один… один… испить… мучает жажда… испить.

— Хорошо, а как же Василиса говорила, что ребенок-то с тобой, в Ладоге…

— Василиса говорила?.. Не могло того быть!.. Лгала она!.. — быстро заговорил Дятел… — один я ездил, один!..

— Вот и врешь!.. Василисе понадобилось полтора дня, чтобы доставить ребенка… если бы он был при ней, она бы его в тот же день отдала и получила деньги, а то почти полтора дня водила… Значит, здесь его не было, он был у тебя… Ну, говори… был у тебя в Ладоге ребенок-то? Был? А?

— Ну, что же… был… Василиса увезла…

— Постой, постой… одну минуту… вдруг заговорил атаман, что-то сообразив, — значит, ты с ребенком был в Ладоге, когда ко мне ездила Василиса… она потом за ним приезжала…

— Да, да, потом приезжала, — заговорил, видимо обрадованный возможностью вывернуться, Дятел, — возил я ребенка, а она за ним приезжала и увезла…

— Не врешь?.. — атаман пристально взглянул в глаза Дятла.

— Чего мне врать, в твоей власти… и ребенок у тебя! Чего мне врать!..

— От меня ушла Василиса в первом часу, а ребёнка доставила в седьмом на другой день… вот ты и рассуди, как могла она обернуть меньше двух суток…

— Пароходом… батюшка… приезжала.

Резкий удар веревкой по рукам заставил вскрикнуть Дятла.

— Врешь! Негодяй, — тихо, но грозно произнес атаман, — пароходы на другой день уже не ходили!.. Она не могла успеть добыть от тебя ребенка из Ладоги и подменила его другим… Ну, признавайся, подменила?