Голубцов боялся растравить и без того не закрывшиеся еще раны старика, и потому не сообщил ему о смерти внука, хотя сам не сомневался в этом факте, считая, что в таком серьезном деле на справку старого Игумнова можно положиться. Впрочем, в словах Рубцова, сказанных ему взамен сообщения, еще подавалась надежда, но как можно рассчитывать на слово человека, уже две недели оторванного от всего остального мира, и сидевшего в одиночном заключении… Рубцов обещал дать ему подробные сведения о ребенке и документах… Рубцов арестант… Голубцов, конечно, учел это бравадой разбойника, но оказалось, что в настоящее время часть своих слов Рубцов уже выполнил, он был на свободе и потому мог найти и следы ребенка и подлинные документы. Соображая все это, Голубцов совершенно путался… Конечно, вдова младшего Карзанова, уезжая заграницу обратно, поручила ему все её дела по получению наследства после мужа, и уполномочила не стесняться суммой, необходимой на окончательное поражение Клюверса, но Голубцов знал, и теперь по опыту видел, что есть положения, в которых и миллионы ничего не могут сделать. Пользуясь этим разрешением Лидии Михайловны Карзановой, тратить сколько угодно денег на поддержание, и родственницы, и её процесса, он не затруднился поместить несчастную душевнобольную в самую лучшую частную лечебницу и поручить особым попечениям, хотя самого дорогого, но зато сведущего психиатра. Вести о ней были неутешительные. Целый конклав первых светил медицинского мира решил, что хотя нельзя назвать и её состояние совершенно неизлечимым, но только одно возвращение похищенного ребенка может возвратить ей сознание.
Сколько раз доктора делали опыты, принося в её комнату других детей, но всегда повторялся один и тот же симптом: после взрыва бешенной радости от свидания с ребенком, в котором, в первую минуту, она предполагала сына, следовал второй период напряженного и всестороннего исследования ребенка. Не находя, ей одной известных, признаков на теле ребенка, которые несомненно должны были быть у её Васи, она вдруг становилась мрачна, и как-то сосредоточена.
— Подменили!.. Украли!.. Подменили! — вскрикивала она с ожесточением бросалась на окружающих, считая их, вероятно, сообщниками похищения, но никогда не стараясь нанести вреда ребенку, и затем начинался последний, самый страшный период, — период бешенства…
Судя по первым двум периодам, врачи не отчаивались в возможности излечения, но ставили непременным условием возвращение похищенного ребенка. Один Голубцов знал, что это невозможно. Ребенка по его известиям уже не существовало, но он, все-таки, не унывал, и поддерживал энергию в старом Вознесенском, которого полюбил как родного.
На другой день утром, они собирались ехать проведать несчастную сумасшедшую, и теперь, после молчаливого обеда, разбрелись по своим углам. Голубцов сидел за письменным столом, и писал, а поодаль, весь углубившийся в чтение своего «Требника», сидел Вознесенский… Часы монотонно стучали, да в камине трещал, перебегая с полена на полено, красный огонек.
Из передней чуть донесся слабый звонок, но ни Голубцов, ни Вознесенский не обратили на него никакого внимания, как вдруг дверь отворилась и на пороге показалась бледная встревоженная фигура Степана.
— Илья Васильевич, — начал он дрожащим и прерывающимся голосом.
— Что нужно?.. Кто там? — не поднимая глаз от бумаги, произнес Голубцов.
— Там пришел…
— Кто? — просто спросил адвокат, не замечая волнения слуги и продолжая писать.
— Он сам пришел!.. — таинственно выговорил тот…
Голубцов рассердился.
— Что ты говорить? Кто пришел? Говори толком, кто там?..
— Извольте сами посмотреть… Боюсь признать!..
— Что за вздор!.. Что ты путаешь?!.. Да говори, кто?!
— Он самый!.. Он… Перепелкин!..
При этих словах Голубцов вскочил со стула, изумление и испуг отразились на его лице… он потерялся…
— Что за вздор!.. Что за доклады, — послышался за дверью резкий повелительный голос. — Я сам здесь своей персоной!..
На дороге кабинета стоял Рубцов, в шапке и дорожном платье.
Голубцов инстинктивно схватился за ручку револьвера, лежащего на столе.
— Брось! Оставь… не врагом пришел, союзником! Встречай нежданного гостя! — проговорил самоуверенно атаман, и опустился в кресло.
Глава XII
Ребенок
Неожиданное появление виновника всех несчастий, поразивших Карзанову до глубины души, взволновало старого Вознесенского. Если бы молодость да сила, он бы своими руками задушил злодея, который с таким цинизмом осмелился явиться снова перед, ним. Но Рубцов сидел на кресле с таким самоуверенным и гордым видом, что старик так и замер на своем месте.
— Как вы могли? Как вы смели? — недоумевая, спросил Голубцов.
— Значит мог, если тут, а смелости не занимать стать, — улыбнулся в ответ атаман. — Только полно балясы точить, я по делу… Ребенок, которого выкрал Дятел, жив!..
— Жив! — вырвалось радостное восклицание у Голубцова. — Не может быть!..
— Как не может быть, если я говорю, что жив! — самоуверенно и резко отвечал Рубцов. — Жив и здоров!..