Петербургские крокодилы

Он не успел еще кончить фразы, как Вознесенский вскочил со своего места и подбежал к нему.

— Злодей! — кричал он, — отдай моего Васю, отдай моего Васю!.. Где, где он?..

— Убери старика! — обратился Рубцов к Голубцову, — надо о деле серьезно говорить!..

— Не уйду! Не уйду! Отдай, отдай моего Васю! — умолял старик.

И видя, что Рубцов не обращает внимания на его слова, со стоном и слезами опустился он на колени и припал к его ногам.

— Божьим именем заклинаю, кто бы ты ни был, верни, отдай Васю!.. Не погуби двоих!.. Дочь сума сошла!..

Старик истерически рыдал.

— Добро, старик, успокойся, затем и пришел, — проговорил Рубцов, и в голосе его слышалась какая-то странная нота, словно и его черствое сердце было тронуто слезами этого седого, сгорбленного летами человека, который валялся у него в ногах. — Добро… верну… только не мешай мне с господином адвокатом переговорить… Сказал отдам, отдам…

Говоря это, он бережно поднял старика и посадил в кресло.

Свидетель этой сцены, Голубцов, не знал, как и понять ее… Он слышал обещание Рубцова и не мог ему верить… Ребенок жив! Но какой же это ребенок? Когда сданный на воспитание младенец умер, в чем невозможно сомневаться…

— Ну, господин адвокат, потолкуем маленько, — обратился к нему атаман.

— Но я не понимаю, как вы…

— Ну и не понимай!.. Мне какое дело… не хочу я больше служить этому мерзавцу Клюверсу, не под руку… Так вот получи, тут все документы на младенца-то, — и разбойник протянул Голубцову пакет… Адвокат вынул бумаги и чуть не вскрикнул… Он больше не мог сомневаться в искренности слов Рубцова: в конверте лежали подлинные документы, украденные у Вознесенского.

— А ребенок, ребенок где?.. Вы говорили…

— Об этом после… жив и цел… довольно с вас…

— Знаете, что, — вдруг заговорил адвокат, — как вас назвать не знаю, но если правда-то, что вы говорите, если ребенок жив, не томите больше всех нас, отдайте его, возвратите этим разум несчастной матери… умоляю вас…

— Отдай! Отдай внучка, отдай моего Васю, — снова падая в ноги атаману, и истерически всхлипывая, повторял Вознесенский…

Рубцов, казалось, соображал что-то.

— Хорошо!.. Отдам, только с условием…

— Говорите, вперед на все согласен… Я за деньгами не постою!.. — говорил адвокат.

— За деньгами?.. За деньги ребенка не продам.

— Что же вам нужно?..

— Помогите мне уничтожить Клюверса… и я ваш…

— Клюверса… это наш злейший враг!

— И мой тоже, поэтому-то я и решился идти к вам не как враг, а как союзник!..

— И вы не ошиблись… Но ребенок, ребенок!..

— Кто же мне порукой, что, получив его, вы не измените мне, и не выдадите меня?..

— Клянусь вам…

— Уж не словом ли адвоката? — насмешливо спросил атаман…

— Нет, словом честного человека, — резко и гордо проговорил Голубцов… — и сдержу слово…

Интонация этих слов, казалось, поразила атамана, он давно всматривался в глаза Голубцова и вдруг протянул ему руку через стол.

— Верю! — сказал он торжественно… — Получай ребенка!..

— Где же он?.. Где же он? — раздалось сразу два восклицания… и Голубцов с Вознесенским вскочили со своих мест.

— В повозке, в шубу завернут, пусть Степан принесет!.. Я, ведь, прямо с пути, из Ладоги, насилу выручил… Туда его Дятел запрятал.

— А Дятел где?

— Много будешь знать, скоро состаришься!

Вознесенский уже не слыхал этого разговора адвоката с атаманом, при первом известии о Васе, он бросился со Степаном к повозке, и через минуту возвратился, неся на руках и покрывая поцелуями ребенка, который, казалось, его узнал, тянулся к нему ручонками и повторял на все тоны.

— Деда, деда… Бо! Бо!.. Дядя бяка! — вдруг вскрикнул он, увидав и узнав Рубцова. — Дядя бяка! Бяка! — и спрятал голову на груди у деда.

Старик хохотал и плакал от восторга, казалось, он сам готов был сойти с ума… Он целовал своего маленького внука, прислушивался к его ребяческому лепету, бегал с ним по комнатам, словом, проявлял такую сильную радость, что Голубцову даже стало страшно… Он до сих пор не мог прогнать убийственной, черной мысли, что этот ребенок — новый подлог со стороны Рубцова…

— Но чем вы можете доказать, что это ребенок Карзановой, — резко спросил он, глядя прямо в лицо атаману.

— Взгляните! — просто отвечал Рубцов, показывая на старика-деда, посадившего внука на ковер, и играющего с ним в пальчики…

Голубцов был растроган этой картиной, он верил сердцем, но опытность старого юриста требовала доказательств.

— Но какой же ребенок сдан был в воспитательный дом…

— Об этом спросить бы у Василисы… да нельзя…

— Почему же?..

— Приказала долго жить!..

— Как, умерла?.. — переспросил адвокат, чувствуя, что он бледнеет… но Дятел… Дятел, он должен знать!

— Да, пожалуй, должен был знать, — поправил атаман.

— Как должен был знать!.. Разве и он…

— Преставился! — глухо промолвил Рубцов… — да что вы там на меня смотрите…

Рубцов бессильно опустился в кресло…

— Умерли, оба умерли!.. — прошептал он… — страшно!

— Ну, вот что, господин адвокат, — раздался снова резкий голос Рубцова, — слово я сдержал, ребенка вернул… дальше дело ваше… А когда я приеду за помощью против общего врага Клюверса — тогда не пятиться! Прощенья просим!