Петербургские крокодилы

Прихотливое и своеобразное течение этой реки делает навигацию по ней очень затруднительной, так как при сильном течении она местами едва достигает двух футов глубины. Держание лодок частными лицами и береговыми жителями строго воспрещено, из боязни контрабанды, которая развита здесь в угрожающих размерах, но что значат все таможенные правила и запрещения для евреев контрабандистов, с малолетства и уже много поколений, изучающих это опасное, но крайне выгодное «ремесло»… В этой местности на контрабандиста не смотрят как на преступника, обворовывающего государство, а скорее, как на удальца, и нередко самые богатые паны пользуются их услугами для добывания из Галиции, Краснова и Вены по дешевой цене всевозможных модных товаров.

Тюки до пяти пудов весом обыкновенно передаются через границу с такой легкостью, что о них все говорят. Были даже молодцы, которые ухитрялись перевозить беспошлинно тяжелые земледельческие орудия и даже экипажи, обложенные высокой пошлиной.

Самым же главным контрабандным товаром надо считать спирт, который положительно наводняет не только пограничную полосу, но почти все пограничные губернии.

Зимой, особенно когда Висла замерзает, контрабанда идет труднее, но зато переход отдельных личностей через границу без паспортов бывает громадный. Пограничной стражи полагалось на версту всего по одному человеку, и это число только в самое последнее время несколько усилено. Одному человеку устеречь версту пересеченной местности безусловно невозможно, и потому переход границы зимой особых затруднений или опасностей не представляет, но, во всяком случае, здесь необходим опытный и знакомый с местностью руководитель, так как очень легко можно наткнуться на стражника, или заблудиться в бесконечных котловинах и болотистых, поросших ивняком, зарослях, «кемпах», окружающих Вислу.

Спутник Клюверса, казалось, знал прекрасно местность, и свернув влево от Сандомира, и не доезжая до Завихвоста, приказал остановиться почтарю у дверей одной корчмы, стоявшей у самой проезжей дороги, под предлогом выпить пива и закурить сигару. Почтарь остановился и несколько раз хлопнул бичом у растворенных ворот корчмы. В окне показался свет и дверь, выходящая на улицу отворилась.

После кратких переговоров с евреем-хозяином, оба спутника вошли в сени и оттуда в довольно большую комнату с изразцовой печью в углу.

Но и в избе, как и на воздухе, было холодно и сыро. Печь топилась только в экстренных случаях, по приказу проезжающих, которых в зимнюю распутицу было очень мало.

Едва войдя в комнату, спутник Клюверса вышел вместе с хозяином и вернулся через несколько минут. Он казался веселым и бодрым.

— Ну, пан Клюверс, наше дело отлично… Через полчаса идет караван за добычей на ту сторону, и мы с ним. В эдакую погоду ни один таможенный и носа не покажет на улицу!..

— Что же, я согласен… Чем скорей, тем лучше… Но нельзя ли достать чего поесть, я страшно проголодался!

— Ну, вот этого навряд, да и некогда… Через полчаса надо отправиться… Погодите, через час, полтора мы за границей… Там в Лукове, я знаю хорошую гостиницу и нас накормят отлично!

Клюверс должен был согласиться, перспектива свободы казалась ему такой заманчивой и, ощупывая в своем кармане на груди, возвращенные ему капиталы, он хотя бы на время забывал о голоде.

В дверь послышался легкий стук и показался еврей-хозяин, на этот раз он был в ваточном картузе и длинном балахоне. Доложив гостям, что экипаж готов, он почтительно вышел. Клюверс и его спутник не заставили себя ждать и вышли на крыльцо.

Запряженная в небольшую двуколку, стояла донельзя заморенная лошаденка, скорее похожая на скелет. На облучке помещался еврейчик лет двенадцати, в длинном лапсердаке, очевидно с отцовского плеча и в громадном картузе.

— Вот Шмулька вас в один момент доставит до Мойши, тут всего полмили, — шепнул он на ухо Клюверсу.

— А ты же как?

— Я как?.. Я так, на ногах пойду… а то подозрение будет — четыре пассажира ночью на экипаже!..

Хозяин безбожно коверкал на еврейско-польский манер русские слова, но мы и впредь будем передавать слова поляков и евреев, встречающихся в романе, без особых искажений.

— А дальше-то как же? — переспросил Клюверс, не понимавший, как же можно перебраться через реку в двуколке.

— Там… — еврей показал на крутизну Перцовых гор, чуть видневшихся во мраке: — там есть дорога… четверть мили… и Галиция… Я все знаю и поведу пана.

Двуколка тронулась.

Дул резкий северный ветер, редкий снежок хлестал в лицо и мешал оглядывать окрестность. Маленькая двуколка, свернув с большой дороги, и пробравшись между постройками, заковыляла, очевидно, по ненаезженной дороге, вытрясая, как говорится, душу из путников.

Маленький еврейчик, с ловкостью акробата егозил на передке и нещадно погонял изморенную клячу.

Закутанный в свою шубу и все-таки сильно страдая от мороза, который прохватывал его легкие сапоги, Клюверс со стоическим терпением переносил голод, в надежде скорого и вкусного ужина. Спутник его тоже сидел молча, всматриваясь в ночную мглу.