Без особых усилий оба разбойника вновь столкнули его в люк, полузатворили его, и когда Клюверсу удалось, наконец, сбросить с себя мешок, он вновь поднялся к оставшейся в люке щели и начал с ними переговоры.
— Господин Корицкий! Господин Корицкий, умоляю вас, сжальтесь, что вы со мной делаете… Я умираю с голода, — стонал миллионер, в котором голод теперь превысил все инстинкты.
— Извините господин, — отвечал за атамана хозяин, — здесь теперь земская стража пост оставила, я не могу вас выпустить… я пропал… меня засудят… я пропал, я бедный человек!..
— Есть! Ради Бога, есть! Чего-нибудь, только скорее, — совсем плаксивым голосом пролепетал богач, проживавший ежегодно сотни тысяч на стол.
— С удовольствием… только у нас провизия очень дорога…
— Чтобы ни стоило… хоть вдесятеро, я заплачу… я заплачу…
— Ой, господин очень богат!.. У нас провизия очень дорога…
— Сколько хочешь возьми… только дай, ради Бога, поскорее…
— Сейчас подаем карточку пану! — и еврей подал миллионеру небольшой листок бумажки, на котором атаман только что написал несколько строк: — предупреждаю пана — у нас префикс.
Клюверс взглянул на карточку и ахнул; вот что было написано на ней.
«
— Что это?.. Это насмешка, это грабительство! — кричал Клюверс, вне себя от бешенства.
— Пан считает таксу высокой, очень жаль, у нас провизия очень дорога… — проговорил с насмешкой еврей, и притворил люк. Только теперь миллионер понял, в какую ловушку попал… и стал искать возможного выхода из этого отчаянного положения, но сколько ни ломал он голову, исхода не было… Хутор, в котором он был заключен, находился в такой глуши, что его кости могли сгнить в этом душном подземелье, прежде чем кто-либо догадался бы о его пребывании там.
Лишенный оружия, он даже не мог защищаться, а все мучения голода и жажды вновь с ужасающей силой рвали на части его внутренности… Надо было идти на компромисс, и он снова постучался в люк, изъявляя согласие начать переговоры.
На этот раз, вместо хозяина, к отверстию в люк подошел мнимый Корицкий, при одном взгляде на которого, в его новом преображенном виде, Клюверс окончательно растерялся и как бы окаменел… Перед ним стоял его злейший враг Рубцов, тот самый Рубцов, которого он надул, обделил, предал полиции, и этот Рубцов стоит, смотрит на него, запертого, как зверь в клетке, и улыбается…
— Что, брат, узнал?! — шутил атаман, — говорил я тебе, не удержат меня ни стены каменные, ни цепи железные — не верил… ну, теперь посмотрим, как-то ты, друг любезный, вырвешься из этого подвальчика…
— Есть! — прохрипел Клюверс, хорошо понимая, что с таким человеком, как Рубцов, диалектика бесполезна.
— Что же, можно… прейскурант вам подан, что прикажете подать?
— Что-нибудь! Бога ради, что-нибудь, умираю…
— Все, что изволите заказать… мы вас голодом морить вовсе и не желаем, а провизия очень дорога…
— Слышал… но будьте милостивы… берите, что хотите, только кормите…
— Зачем — что хотите… у нас на все такса… копейки больше не возьмем… Что прикажете подать?
— Но подумайте… могу ли я… пятьсот тысяч за кусок мяса… Это сумасшествие…
— А если не можете… к чему же беспокоить нас, — атаман уже взялся за крышку люка, чтобы запереть его, но отчаянный вопль Клюверса заставил его остановиться.
— Постойте… постойте… я согласен, на все согласен… но у меня нет таких денег.
— Ну, что же? Коли наличных нет, мы возьмем билетами!.. Только бланчик поставьте, а у вас их целая пачка… так-то-с!
Клюверс вздрогнул, он вспомнил, что разбойник не дальше, как вчера, передал ему целую пачку векселей, и что смешно было бы скрывать их от него теперь.
— А вот чернила и перышко, — говорил Рубцов, ставя на пол, около самого люка, пузырек с чернилами и перо… — покорнейше прошу… Только прошу без фальши, потому все равно, пока не получу денег в банке, до тех пор отсюда вас не выпущу.
Клюверс взял дрожащей рукой перо, достал из кармана пакет с переводными векселями, и, вынув один из них, стал писать бланк. Рубцов и хозяин впились в него глазами. Когда он кончил, Рубцов взял в руки вексель и внимательно прочел бланк, — он был совсем форменный.
— Ну-с, Казимир Яковлевич… чего прикажете?..
— Есть что-нибудь…. скорей, скорей… — хрипел несчастный, желая выбраться из люка, но Рубцов с хозяином устроили крышу так, что у пленника только одна голова с руками могла показаться из-под пола.
Чрез несколько минут, показавшихся Клюверсу вечностью, хозяин сам принес ему на тарелке зразу, но без хлеба, и для того, чтобы получить полситника, и стакан воды, Клюверс должен был поставить бланк на втором векселе.