Петербургские крокодилы

Рубцов, со дня своего ареста, еще не совсем оправившийся от раны, смертельно скучал, и несколько раз умолял и смотрителя, и прокурора дать ему товарища по камере, но все просьбы его оставались тщетными… А между тем, его собственное дело затягивалось, и нельзя было даже предугадать времени, когда кончится его одиночное заключение, и он получит обвинительный акт. Он уже готов был признаться в каком угодно из своих старых преступлений, чтобы только избавиться от мучительной тоски одиночества и сменить острог, как вдруг, видно сама судьба сжалилась над ним. Однажды вечером, когда стемнело, к нему вошел смотритель и, улыбаясь, промолвил:

— Ну, Васенька (он, вообще, фамильярничал с заключенными и звал их уменьшительными именами), вот ты просил все компаньона… Изволь, начальство разрешило, какого я тебе товарища даю — заграничного…

— Пожалуйте… милости просим, — продолжал он, обращаясь к входящему, между двухчасовых, высокому арестанту в собственном платье… — штучка заграничная…

Рубцов не отвечал ничего, он только привстал с нар, и дал место новоприбывшему. В комнате было темно, и он не мог тотчас разглядеть лица своего нового товарища, который тотчас же стал протестовать, доказывая смотрителю, что он, как лицо привилегированного сословия, требует, или помещение в дворянское отделение, или, по крайней мере, в отдельную камеру…

— Хорошо… Ванечка… хорошо, посидишь и здесь с Васенькой! Чем он у меня не дворянин… даже больше… сам атаман!.. Знай наших…

С этими словами и он, и караульные вышли, и два арестанта, насильно сведенные судьбой за той же решетчатой дверью, остались одни лицо с лицом…

— Как звать, товарищ? — резко обратился к новоприбывшему Рубцов, протягивая ему руку…

— Франц Ленуар, — отвечал тот, очевидно, знакомый с тюремными обычаями, в силу которых не отвечать на подобный вопрос, значит приобрести себе злейшего врага в человеке, с которым придется жить, может быть, целые месяцы на пространстве каких-нибудь двух квадратных сажень: — а тебя? — спросил он, в свою очередь.

Ответа не последовало, и рука, протянутая ему Рубцовым, была быстро отдернута.

Он вздрогнул, предчувствие чего-то ужасного мигом закралось в его душу. Он быстро взглянул по направлению к двери, куда отошел его товарищ по заключению, — но ничего не мог рассмотреть. В камере было совсем темно, единственное маленькое окошечко в двери, пропускающее свет, было закрыто спиной этого высокого и плечистого человека, который теперь хохотал, хохотал неудержимо, каким-то диким злым смехом.

— Ну-с, Яков Казимирович, господин Клюверс, вот где нам пришлось свидеться!.. Вот не ожидал! — и снова взрыв хохота прервал его слова.

Клюверс вскрикнул и закрыл лицо руками, очевидно, ожидая удара. Он, в свою очередь, теперь, по голосу узнал Рубцова.

Глава XIII Договор

Клюверс молчал. Он хорошо видел, что он теперь погибнет окончательно, и что достаточно будет Рубцову сказать одно слово, открыть властям его фамилию, и спасения не будет… Дерзость и отвага, спасшая его в первый раз на каторге, и несколько раз выручавшая его потом, в его, исполненной всевозможных перипетий жизни, казалось, вновь пробудилась. Он мигом сообразил свое положение, и делая над собой чрезвычайное усилие, сам расхохотался в ответ на вызывающий смех своего врага.

— Да-с… многоуважаемый господин Рубцов, — слово в слово, тон в тон отвечал он атаману, — не ожидал я с вами здесь встретиться… это правда, а еще меньше ожидал я видеть вас, вольную птицу, в этой душной клетке!..

Рубцов перестал смеяться… На свободе, он, конечно, мог наделать много зла Клюверсу, но теперь, в остроге, полубольной, обессиленный, без послушных товарищей, он был не опасен для очень свежего и бодрого не по летам Клюверса… Выдать его властям? Но Рубцов прекрасно понимал, что вся деятельность Клюверса, в Петербурге, насколько она была ему известна, не могла повлечь особенно важного преследования для Клюверса, так как он сам непосредственно не был замешан ни в похищении ребенка Карзановой, ни в краже документов… Самое большее, что открытие суду фамилии Клюверса, может повлечь за собой грязное дело о побеге за границу с паспортом Ленуара, и о смерти Юзи, которую, конечно, можно будет свалить на него… Но отсюда, до ареста и предания суду далеко… Конечно, при бегстве Клюверса за границу, им руководила какая-либо другая цель, какое-либо другое опасение… Но какое?.. И напрасно ломал себе голову Рубцов, он не мог додуматься даже до первого слова решения этой сложной загадки.