Петербургские крокодилы

— Благодарю вас, вы нас обнадежили, без вас мы были бы словно в лесу… — говорил он, кланяясь адвокату… — Только как же на счет издержек, — да волокит, да пошлин по судам… у нас с дочерью еле-еле хватило добраться…

— О, об этом не извольте беспокоиться, на такое верное дело капиталы найдутся, что же касается вознаграждения, то мы об этом еще поговорим, этот вопрос надо оформить, я привезу вам проект условия… Я заеду на днях… Ах да, кстати, совсем забыл ваш адрес…

— В меблированных комнатах, у Василисы Петровны, на Фурштадтской — быстро проговорил Дятел, молчавший все время совещания…

— Знаю, знаю, прекрасные комнаты, спокойные, а главное верные… Непременно заеду на днях… — говоря это, Перепелкин поднялся с места, показывая этим, что конференция кончена.

Старик понял это и встал, дочь последовала его примеру. Уходя, они оба расточали благословения и благие пожелания Перепелкину, который выслушал их очень сдержанно и не пошел их даже провожать. Когда за ними закрылась дверь, он опять быстро пересек комнату, запер дверь, переоделся в свой мундир, и взяв костыли, пошел в зал.

— Ну, Степан Ильич, спасибо, сослужил службу, век не забуду, — говорил он, протягивая руку камердинеру… — Вот, по уговору остальные четыреста рублей… а если дельце выгорит, еще столько же получишь…

Странный луч блеснул в глазах Степана Ильича, он не сказал ни слова, машинально подал шинель Перепелкину и закрыл за ним дверь.

— «Если дельце выгорит, столько же получишь!» — передразнил он Перепелкина, — вот так удивил! Ха, ха, ха!.. Удивил!.. Это от миллионов-то! Нет, брат, не на дурака напал, я все слышал, что ты со старым дураком-то толковал… Пятьсот рублей… удивил!..

И, бросившись к письменному столу, он оторвал от «Блокнот» листок и написал следующее:

Одесса. «Петербургская гостиница», адвокату Голубцову.

«Бросьте все дела, приезжайте немедленно, дело крайней важности, опоздав пожалеете.

Степан».

Ночью был получен ответ от Голубцова, он заключался всего в одном слове:

«Еду. Голубцов».

* * *

Проделав всю только что описанную комедию с Вознесенским и его дочерью, Перепелкин, с присущей ему несокрушимой энергией, кинулся к главному фактору всей затеянной им проделки, к миллионеру Клюверсу.

Адрес его он хорошо знал, видал его в лицо и не мог ошибиться, приняв кого-либо другого за архимиллионера. Через час после свидания с наследниками в кабинете Голубцова, он подъезжал на лихаче к дому Карзанова и, выйдя при помощи швейцара из саней, поднимался по роскошной лестнице к дверям квартиры Клюверса.

Открывший ливрейный лакей, увидав незнакомое лицо и костыли, хотел было захлопнуть перед ним дверь, считая посетителя за одного из сотен «благородных человеков», являющихся за пособием к богачу, но ловко всунутая ему пятирублевка, мигом повернула дело, и он попросил офицера войти.

— Как прикажете доложить? — низко кланяясь спросил он, осматривая, хотя отставной, но ловко сшитый мундир, и георгиевский крест на груди гостя.

— Доложи штабс-капитан, Перепелкин, по очень важному делу… Лакей ушел.

— Какой там еще штабс-капитан, — послышался из третьей комнаты голос Клюверса, — скажи, что дома нет…

— Говорил-с… да они говорят, дело очень важное, никому, кроме вас, сказать не могут…

— Ну, проси, дурак, — проси… чего же ты стоишь…

— Пожалуйте, — доложил лакей, появляясь перед Перепелкиным, и ввел его в приемную, убранную с поразительной роскошью.

— Пожалуйте сюда, господин штабс-капитан, — проговорил с затаенной иронией Клюверс, показываясь из дверей кабинета, в роскошном бархатном халате и с сигарой в зубах. Чем могу служить?

Перепелкин взошел, стуча костылями, и без приглашения опустился на первое попавшееся кресло.

— Извините… стоять не могу, извините еще зато, что беспокою вас. Но это дело касается вас, больше чем меня, и я здесь не по своей охоте…

Проговорив эту фразу с апломбом, Перепелкин поглядел прямо в глаза Клюверсу, который до некоторой степени был поражен бесцеремонностью его речей и обращения.

— Касается меня? — переспросил, он иронически.

— Даже больше, чем вы думаете! — твердо ответил Перепелкин.

— Вы меня интересуете… в чем же дело?

— Сказать могу не иначе, как промеж четырех глаз и четырех ушей, а нас здесь… — Перепелкин остановился и посмотрел в угол комнаты, где за небольшим малахитовым столиком Зверобоев резался в шахматы с бароном Кармалиным.

— Однако, его уж слишком требовательно, ворваться ко мне в дом, не быть ни знакомым, ни представленным и с первого абцуга требовать у хозяина tete-a-tete [С глазу на глаз (фр.)]! Это, по меньшей мере, курьезно?! — проговорил, улыбаясь своей нехорошей улыбкой, Клюверс…

— Потребуешь и с первого абцуга, когда карта идет ва-банк, — рипостировал Перепелкин, и тоже улыбнулся.

— Извольте, я согласен, пожалуйте сюда, мы здесь будем совершенно одни, — проговорил миллионер, вводя офицера во второй, чисто деловой кабинет, и притворяя дверь… Могу ли я теперь узнать разгадку тайны вашего, посещения?

— Конечно, но позвольте вам предложить один вопрос…

— Хоть два.