Петербургские крокодилы

— Василий Васильевич Перепелкин, — прочла она небрежно, — что ему угодно?.. Я его не знаю…

— Говорит, по важному делу…

— Мне некогда, я не одета… я не расположена принимать!.. — Не в духе, что ее отвлекли от мечтаний, произнесла она. — Извинись, скажи, что я очень занята… Ну, соври что-нибудь, — ну, что принимаю ванну, проси написать, по какому делу?.. Оставить адрес. — Ну, ступай же. — Перепелкин, слыхавший эти отрывчатые фразы из прихожей, лукаво улыбнулся, и достав вторую карточку, что-то быстро написал на ней карандашом.

— Вот передайте это барыне, — сказал он, не дожидаясь того, что скажет горничная, — тут все написано, я подожду. — Горничная взяла карточку, и снова понесла к Марье Михайловне. Та небрежно взяла из рук её карточку, но лишь только взгляд её упал на фразу, написанную офицером, она мгновенно вскочила со своего места.

— Где он? Зови! Проси! — крикнула она горничной, оправляя на ходу пеньюар, и быстро вышла в приемную. Перепелкин встретил ее почтительным и церемонным поклоном.

На карточке, которую он только что передал, была всего одна строка…

«По делу Клюверса и Огненной женщины».

Глава XV Честь госпожи Шпигель

Угол, занимаемый Саблиной, с дочерью, в пятом этаже громадного дома барона Фитингофа на Лиговке, был крайне тесен и душен. Мать слабая, нервная и больная женщина, далеко запрятав свои бумаги, доказывающие законность брака её с князем Перекатипольевым, едва, едва существовала, играя на «разовых» по клубным сценам, но дела антрепренеров шли худо, скудные гроши выплачивались крайне неаккуратно, к тому же болезнь, державшая ее почти два месяца в постели, окончательно подорвала все её средства, и мать с дочерью голодали по целым суткам.

Все, что имело какую-либо цену, было продано или заложено. Молодая красавица Оля, не обладавшая, подобно, своей матери, твердым характером, падала духом, плакала целыми днями, и иногда задумывалась над вопросом, не пора ли бросить эту убийственную, невыносимую жизнь — прозябание, и не пойти ли по стопам тех расфранченных, накрашенных женщин, которые мчатся ежедневно, от трех до пяти, вдоль по Невскому, дивя всех проходящих роскошью своих туалетов и экипажей.

Хотя ей было всего семнадцать лет, но она много уже понимала, благодаря клубной, закулисной обстановке, куда, помимо воли и желания матери, ей несколько раз пришлось проникнуть.

С жадностью бросалась она каждое утро на газету, тщетно разыскивая объявлений о вызове компаньонки или лектрисы. Должность гувернантки или учительницы была ей не под силу, она не получила систематического, положительного образования, кочуя с матерью из города в город, из театра в театр, куда влекла их профессия матери… Прочтя однажды объявление Франциски Карловны Шпигель, в котором было сказано, что «требуется — в приличный дом молодая девица, компаньонкой и лектрисой», она тотчас пошла, не спросясь даже матери, по указанному адресу, и это посещение имело для неё самые роковые последствия.

Обстановка квартиры госпожи Шпигель совершенно поразила, отуманила ее… Она никогда не видала и даже не мечтала о такой роскоши. Как бледна, мизерна, противна, показалась ей более чем скромная обстановка их прежних квартир, что же касается теперешнего «угла», то при одной мысли о том, что надо опять туда возвращаться, она вздрагивала от невыносимого чувства гадливости…

Франциска Карловна иногда выпускала подобные объявления, с целью заманить в свой приют новую, еще не опытную птичку, особенно когда на этот «предмет» бывало требование (а когда его не бывало?). А потому, рассмотрев и рассмаковав поразительную красоту молодой Оленьки, приняла ее с таким участием, говорила и расспрашивала ее с такой готовностью помочь ей, что совершенно околдовала девушку, и та не только дала ей свой адрес, но даже обещала прийти за окончательным ответом насчет места через три дня.

Но уже гораздо раньше, на второй день её посещения, она получила по городской почте, на прекрасной английской бумажке, в роскошном конверте, раздушенную записочку, следующего содержания:

«Очень рада, что могу сообщить вам приятную новости место, о котором был разговор — за вами. Приходите сегодня вечером, около восьми часов, уговориться о кондициях.

Преданная вам,

Ф. Шпигель».

Мать, только что оправившаяся от болезни, была в клубе на репетиции, когда принесли письмо, а вечером была занята в пьесе. Оля решила не говорить ей ни слова, когда та пришла обедать, и только получив место и задаток, сказать ей о своем счастии.