Петербургские крокодилы

Обед, если только можно назвать обедом пустую кашицу из крупы, забеленную ложкой сметаны, прошел как-то монотонно и скучно. Ольга была рассеяна и, вся преданная перспективе светлого, спокойного будущего, ела молча, и на вопросы матери отвечала односложно. Мать в — свою очередь, поглощенная в заботы о том, как бы не испортить спектакль, как справиться с громадной непосильной ролью, навязанной ей антрепренером, и как бы через это не лишиться роковых пяти рублей вечероровых, которые теперь составляли для неё вопрос жизни и смерти, зубрила, даже за столом, толстую тетрадку списанной роли. И около шести часов, увязавшись платочком и накинув старенькое драповое пальто, несмотря на трескучий мороз, поплелась к клубу.

Оленька, видно, только и дожидалась ухода матери. Она быстро стала приводить свой туалет и свои волосы в порядок, и через несколько минут, несмотря на бедность, даже убогость костюма, сияла такой чарующей красотой, что сама улыбнулась себе в зеркало и послала воздушный поцелуй своему отражению.

Быстро пробежала она расстояние, отделявшее их угол от квартиры Франциски Карловны, и робко позвонила. Ей отворила сама хозяйка, сама сняла с неё бурнусик, и ввела в свой будуар, убранный на этот раз еще элегантнее, еще утонченнее, чем в прошлое посещение молодой девушки.

Лампы, под розовыми колпаками бросали мягкий, фантастический полусвет на роскошные ковры, на драгоценную мебель, на стены, покрытые картинами в золоченых рамах.

Хотя сюжеты этих картин и заставили Ольгу опустить глаза, но ощущение неги и покоя охватило ее, едва она попала в эту обстановку, в эту теплую раздушенную атмосферу.

— Как я рада, что вы пришли, моя милочка, мне надо с вами поговорить, и поговорить серьезно.

— Я за тем и пришла, — просто отвечала Ольга.

— О, если бы вы знали, как вами интересуются… если бы вы только знали…

— Но кто же?.. Я положительно не пойму?.. Кого могла заинтересовать я, бедная простая, не светская девушка.

— Если бы вы только знали… если бы вы только знали, — закатывая глаза, как-то нараспев повторяла Франциска Карловна…

Ольга потупилась… Тон разговора казался ей странным, она пришла говорить о месте, а ей говорят о возбужденных симпатиях и она заметила это хозяйке.

— О, да, да, место… конечно место… demoiselle de compagnie[девушка по вызову (фр.)]… оно готово… готово… для вас…

— У кого же?..

— У княгини… у княгини… — Франциска Карловна спуталась, — у княгини Протасовой, — вдруг быстро произнесла она.

— Княгини Протасовой, — переспросила Ольга… — такой фамилии не слыхала, но все равно, условия…

— О! Условия самые легкие, ездить с ней в театры, в цирк, в концерты, читать, вести её корреспонденцию… А — вы, моя душечка, очень любите театр, балет, оперу? — вдруг круто переменив разговор, затараторила хозяйка… — О, театры, это моя мания!

— В больших театрах я была всего два раза, а клубные сцены мне не нравятся… Какие же условия моего будущего места?..

— О, вы обо всем этом сейчас же можете условиться, княгиня поручила это своему сыну, он здесь, — и не спрашивая позволения у молодой девушки, она отворила дверь в смежную комнату.

— Князь, князь, пожалуйте сюда! — на пороге появилась стройная фигура кирасирского офицера, — позвольте вас познакомить, — князь Протасов, мадемуазель, о которой был разговор…

Ольга сконфузилась, встретив пламенный взор, которым обдал ее молодой князь Перекатипольев (это был он), но все-таки протянула руку.

Начался светский, полуделовой разговор… Но сколько ни старалась Ольга узнать точно условия новой своей должности, молодой князь тотчас уклонялся от разговора и вместо ответа говорил комплименты.

Красота молодого человека, его ласковое, предупредительное обращение, его вкрадчивый тон, и изящные любезности начинали действовать на Ольгу чарующим образом. Она забыла, где она, и зачем она пришла, и вся, всем существом, отдалась этой милой болтовне, в которой, говоря целые часы, можно сказать так мало о деле.

Она чувствовала, что щеки её горят, что сердце ей волнует какое-то теплое, еще неизведанное чувство, ей было и жутко, и хорошо, она готова была бы век оставаться в этом tete-a-tete, (Франциска Карловна, как-то незаметно и неслышно исчезла из комнаты), но молодой князь был тоже человек, он не выдержал своей роли в этом очаровательном дуэте. Его глаза пылали, колени дрожали, близость молодой, свежей, прелестной девушки раздражала, пьянила его. Он не выдержал, забылся, стал на колени, и, схватив её руку, стал умолять о любви, о взаимности.

Сладкие грезы Ольги разлетелись дымом перед этой суровой действительностью, она вскочила со своего места и вырвала руку из рук молодого человека.

— Как вам не грешно, не совестно, князь, — начала она, — подала ли я вам довод так обращаться со мной…

Но князь ничего не слышал, он был словно безумный, и кинувшись вслед за молодой девушкой, которая отбежала в угол комнаты, схватил ее за талию и стал целовать её шею и щеки.