— Что же — это можно… для милого дружка, извольте, извольте, — и снова с трудом поднявшись с кресла старик, ковыляя, подошел к большому железному шкафу, стоявшему в углу, и открыл его ключом, висевшим на шее, на шнурке, достал одну из пяти довольно объемистых книг, в порядке уложенных на полке.
Голубцов с интересом следил за всеми его движениями.
— Ну, вот, извольте видеть, — у меня тут все записано, для памяти, а то стар становлюсь, память-то, батюшка, изменяет. Вот, извольте прослушать, что вам нужно знать о Карзановых… — Старик сел к столу и раскрыл книгу, исписанную чрезвычайно сжатым, но четким почерком, на букве К.
— Я бы хотел хоть немного познакомиться со всей их семьей, — отвечал Илья Васильевич, — сообщите, что знаете.
— Ну, батенька, да из семейки Карзацовых никого, ведь, не осталось в живых, все перемерли, вот, взгляните, у старика Карзанова двое сыновей, и две дочери, против всех кресты стоят, — значит, перемерли. Я только не знаю, умерла ли сама старуха Карзанова, отметки еще нет.
— Нет, мне не то совсем, говорят, что сын Карзанова был женат, и что есть наследник.
— Не знаю… У меня вот тут отмечено, что дочь Карзанова, Мария, за Клюверсом… и что у них дочь Ксения… а про сына никакой отметки нет. Постойте, постойте… ваша правда… Младший сын Михаил умер заграницей, и перед смертью женился на своей любовнице… известной, ну, как это там у вас называют, камелии [
— Нет, не то, не то… не младшего, а старшего сына жена!.. Он, говорят, выгнанный отцом, поселился в Нерчинске, и там женился на ком-то, на ком не знаю… дети есть, законные, она сюда приехала, под своею девичьей фамилией, таится от богатых родственников — наследников… найти ее никак мне нельзя… а дело крупное, необходимое — выручите… век не забуду.
— Полно вам, Илья Васильевич… Я ли не ваш должник, помните, в суде, коли бы не вы, быть мне в этом самом Нерчинске. Извольте, делу помочь можно… есть у меня один верный человек, как раз там, куда я чуть не попал, телеграфирую я ему, пусть дознает: был ли женат Иван Карзанов и на ком, а коли узнаем её фамилию, да имя, здесь, если не через адресный стол, так через Путилина он, ведь, мой благоприятель, тотчас разыщем.
— Подумайте, Филарет Захарович, дело серьезное, секретное, экстренное, как же доверить телеграфу такую тайну. Ведь теперешние наследники, как видно, приняли свои меры, и у них, вероятно, и на телеграфе есть свои люди.
— За кого же вы меня считаете, батюшка Илья Васильевич, чтобы я на телеграф без шифра полез… ведь я понимаю дело какое — миллионное, за пятидесятые рублями не постоите, а мы депешечку составим такую, что ни в жизнь ее разобрать, кому не следует.
— Но ведь шифр запрещен, — с удивлением заметил адвокат…
— Шифр запрещен для дураков, а для нас с вами найдется шифрик самый законный, вы только лучше посмотрите, да поучитесь, — и старик стал твердым и сжатым почерком набрасывать телеграмму. Иногда он останавливался, словно соображая что-то, наконец, после пятиминутной работы, громадная телеграмма была написана и подана Голубцову. Тот даже ахнул от удивления, — в пространной, и довольно бессвязной депеше не было ни слова о Карзанове…
Вот она.
«
— Это что? — прочтя два раза поданный листок, пожимая плечами, проговорил Голубцов.
— Телеграмма по вашему делу, — с едва заметной улыбкой отвечал старик.
— Как, по моему делу, да это торговая телеграмма, — хотя и не очень складная…
— Это-то батюшка и есть шифр… тут и сам комар носу не подточит…
— Ради Бога, объясните, объясните…
— Вишь, какой любопытный… ну, да что делать, изволь, для милого дружка… может быть и к вам придется также телеграфировать… если получите за подписью Игумнова торговую телеграмму, тотчас и отвечайте… уж мне.